— А насчет твоего отца — паршиво, конечно. Мне легче — у меня его вообще никогда не было.
— Повезло, — соглашается Люсьен.
Не знаю, как отнестись к этой реплике. Звенит звонок в столовой.
— Иду-иду! — кривляется Марко.
Шайка льстиво смеется остроумию вождя. И Люсьен с ними. Они шагают по коридору сплоченной группкой, в ногу, барабаня в каждую дверь. Люсьен на седьмом небе. Отныне потеря отца свяжется у него в памяти с тем, что его как по волшебству приняли в компанию, с сентября отравлявшую ему в школе жизнь.
— Огонь! — хором вопит вся ватага, пробегая мимо бюста несчастной Марии Кюри, чье имя носит школа. Бюст превращен в мишень и весь покрыт комочками жевательной резинки и плевками.
— Почему бы тебе тоже не обедать в столовке? — приглашает сын Жана-Гю.
Все гогочут.
— В самом деле, — спокойно говорит Люсьен. — Надо будет записаться.
На пороге школы он останавливается. За решеткой внутреннего двора стоит «мерседес» с торжественно распахнутой задней дверцей. Альфонс, держа в руке свой берет, не спускает глаз с дверей, откуда выбегают школьники. Минуту Люсьен колеблется, не зная, что предпочесть: роскошную машину, к которой его никогда не подпускали, или только что завоеванное положение среди сверстников. В конце концов он властно кладет руку на плечо Жана-Мари Дюмонселя, которому в шайке отведена роль «шестерки»:
— Скажи моему шоферу, что я пойду пешком.
Сын Жана-Гю поворачивает свою очкастую физиономию к главарю, молчаливо спрашивая его санкции, а затем подбегает к «мерседесу» и с важным видом выполняет поручение. Альфонс опечаленно захлопывает дверцу, надевает берет, и роскошная колымага за ненадобностью уезжает прочь.
— Тортоцца хочет тебя спросить, — говорит Марко, указывая пальцем на толстяка со стрижкой-ежиком.
— А ты можешь говорить со своим отцом вот сейчас, когда он на том свете? — спрашивает тот.
Люсьен, не ожидавший такого, быстро находится и небрежно отвечает:
— Ясно, могу.
— Врешь небось, — поддевает его Тортоцца.
— А вот и нет! — заводится Люсьен. Он победил самого Марко, а тут какой-то жирдяй будет к нему цепляться — еще чего! — И он, если хочешь знать, меня слышит.
— Да-а? Может, еще и отвечает?
Ребята остановились посреди двора, ветер треплет им волосы. Все выжидательно уставились на Люсьена, он же, засунув руки в карманы, с самым скромным видом отвечает:
— Бывает и так…
— Стакан, что ли, двигает? — Тортоцца насмешливо подмигивает приятелям. Но Люсьен ухватывается за эту подсказку:
— Конечно, а ты как думал?!
Тортоцца почтительно присвистывает:
— Здорово! А давай попробуем сегодня в шесть часов у меня дома. Тащи все что надо. И вы все приходите, парни, ладно?
Парни кивают.
— Учти, у меня флюиды что надо! — продолжает Тортоцца. — Сестра говорит, еще лучше, чем у нее.
— Твоя сестрица уродина, — замечает Марко.
— Зато у нее флюиды что надо. У нас это семейное. Моя сицилийская тетка умеет гадать по куриной печенке. Пусть только Лормо не удивляется, если стол вдруг сорвется с места и взлетит.
Люсьен пожимает плечами с бывалым видом.
— Пошли жрать! — командует Марко и направляется в столовую. Компания идет за ним, приотстав на три шага.
До скорого, парни! — кричит Люсьен. — Приятного аппетита!
Он вышел из ворот и шагает, счастливый, держа ранец за ремни. Но радость омрачается тревогой: он вляпался сгоряча в дело, о котором не имеет понятия. |