Все, что имеет значение сейчас — это не позволить своей злости
расплескаться на любого находящегося поблизости человека. Она растет с
каждой секундой. Кажется, никогда за всю свою жизнь я не был настолько
неуправляемо зол. И моя злость растет по двум причинам: первая — наша
с Любой переписка была слишком личной даже по самым скромным
меркам, второе — телефон моей юной любовницы находится вне зоны
действия сети, и если она не появится в сети в ближайший час я просто…
Просто достану ее из-под гребаной земли!
— Вот тут айпиадрес отправителя, — продолжает Семен, пока вышагиваю
перед его столом, пытаясь дозвониться до паренька, ИТ-гения, с которым
общался на юбилее губера три дня назад.
Поправив свои очки, поднимает на меня глаза, и я очень благодарен ему за
то, что в его взгляде отсутствует какое-либо выражение. Как и во взгляде
четырех его подчиненных, которые где-то за моей спиной делают вид, будто их не существует. Это спасает меня от необходимости ставить людей
на место, потому что любое юродство в свой адрес сегодня я буду топтать
и карать, как долбаный, твою мать, терминатор!
— Можно вычислить отправителя… — протягивает мне бумажку. — Но это
не ко мне. У меня таких возможностей нет.
Не знаю на кой черт мне искать отправителя, ведь я просто не сомневаюсь
в том, что Любовь Стрельцова знает кто этот отправитель. Потому что к
утечке нашей переписки я и мой телефон не имеем никакого отношения
хотя бы потому, что это подтвердил Семен.
Тогда какого хрена происходит, твою мать?!
В самых безумных снах я мог бы решить, что она сделала это специально, но правда в том, что я знаю ее достаточно. Я не сомневаюсь в том, что
прямо сейчас она прячется от мира где-нибудь под одеялом или в шкафу!
Она прячется и от меня!
Я не злюсь на нее. Уже не злюсь. Если она думает, что злюсь, то она
маленькая дурочка. Если она в чем-то виновата, пусть просто расскажет
мне об этом.
Желание увидеть ее сжигает изнутри.
Увидеть и вытрясти из нее всю правду, а потом спрятать ее от всего этого
дерьма. Я просто дурею от того, что сейчас она справляется со всем этим в
одиночку! Как бы не выкручивала она мои причиндалы, с этим дерьмом она
без меня не справится.
“Где ты, твою мать?” , — рычит мое подсознание, скребясь под кожей
когтями.
Нажав отбой, забираю у Семена бумажку со словами:
— Что с соцсетями?
— Сейчас почищу что смогу, — передергивает он плечами. — Но только то, что наше, университетское. Остальное… кхм, — откашливается в кулак. —
Сам.
— Ясно, — киваю, покидая кабинет айтишников.
В полупустых коридорах главного корпуса мне попадаются редкие
студенты.
Все как обычно, за исключением того, что теперь кто-то из них с головой
нырнул в мое личное пространство, и когда я узнаю кто это сделал, буду
беспощаден.
Выйдя на улицу, трусцой сворачиваю к аллее, направляясь на стоянку и
запуская двигатель своей машины с брелка. От холода сводит челюсть, но
это бодрит. Мысли постепенно выстраиваются в правильном порядке, и я
формирую стратегию, в которой еще много пробелов, но она, по крайней, мере есть.
Забравшись в салон, сжимаю пальцами руль, глядя в одну точку.
Я знаю, что замазать такой скандал с ноги не получится. Я знаю, что моя
репутация получила пинка под сраку. Знаю, что в кругу моего общения мне
будет крайне неуютно ближайшее десятилетие. Знаю, как выгляжу в глазах
многих, даже в глазах своей семьи. |