сейчас плевать. Мне не плевать только на то, что сейчас творится в голове

Любы и где она, черт ее дери!

Мне необходимо ее увидеть. Просто необходимо. Это похоже на агонию. Я

точно знаю, что после того, как ее найду, никогда в жизни не отпущу. Если…

я все еще ей нужен. А если нет…

Что ж.

Если нет, для меня это будет печальный финал.

Закрыв глаза и откинув голову на сиденье, издаю тихий смешок.

Очень печальный финал.

Прежде чем завести машину, связываюсь с пиарщиком Чернышова, прося

побыть буфером между мной и городским пресс-сообществом. Просить о

помощи Марго нет никакого желание.

Врезав кулаком по двери Любиной квартиры, снова прихожу в бешенство, потому что в квартире ее по-прежнему нет.

— Придушу тебя… — бормочу, прижавшись к кулаку лбом и усиленно

соображая.

Я не смогу по-человечески разгребать нашу проблему, пока ее нет со мной!

И то, что ее нет по месту прописки окончательно гробит мое терпение.

Выпрямившись, смотрю на дверь сквозь эту взрывоопасную пелену.

Прикинув в голове, даю себе четыре часа на то, чтобы ее найти и закрыть

вопрос. И клянусь, когда я ее найду, она навсегда лишится привычки быть

для меня вне зоны любого доступа.

Глава 52. Люба

— Люба…

Голос Глеба за дверью тихий, как и стук, но они все равно заставляют

вздрогнуть и стянуть с чугунной головы одеяло.

Глядя на дверь и утирая рукавом свитера мокрые щеки, молча жду, чего он

хочет.

— Тут… пиццу привезли… давай поедим, — бормочет брат.

Возвращаю голову на подушку и накрываю ее одеялом. Я знаю, что

бессовестно заняла его надувной матрас и вообще половину его квартиры, забаррикадировавшись в комнате, но я планирую остаться здесь до

старости и тихо умереть в одиночестве, потому что не хочу больше видеть

людей. И чтобы они видели меня. Хочу стать маленькой и незаметной…

хочу исчезнуть…

Вжавшись лицом в подушку, глушу вырывающиеся из груди рыдания.

Я думала, на них у меня просто нет сил, но они все равно не

останавливаются, высасывая из меня последнюю энергию. Мое тело будто

набили ватой, и я его не чувствую, все равно продолжаю тихо реветь, игнорируя вопрос Глеба:

— Хочешь чего-нибудь? Могу в кондитерку сгонять…

Хочу, чтобы он ушел.

Хочу хотя бы на секунду представить, как буду смотреть в его глаза, зная, что он знает. Что он в курсе каждой буквы и каждой запятой, которые

выпрыгивали из-под моих пальцев и складывались в слова. Ужасно

пошлые. Даже грязные. И очень… кошмарно личные. Хотя бы на секунду

пытаюсь представить, как вхожу в аудиторию, где каждый мой

одногруппник тоже в курсе. В курсе того, что я развязная и бесстыдная. Что

мне нравится и что не нравится. Что я умею и чего не умею. Что нравится…

ему и что нравится нам обоим… Все знаю об этом. Может быть даже его

высокомерная сестра. Или друзья…

Новая порция слез подкатывает к глазам, и обжигает щеки. Подушка под

моей щекой совершенно мокрая.

Я знаю. Уже знаю, что не смогу пройти через это. Никогда не смогу. Я

просто останусь здесь. Навсегда.

Как я буду смотреть в глаза Саши, зная, что подставила его самым

унизительным на свете образом. Что я… может быть разрушила его

карьеру… Я даже не знаю, где взять силы на то, чтобы просто позвонить

ему и сказать, что это я во всем виновата, хотя я толком и не знаю, как и в

чем! Но разве это важно? Я испортила ему жизнь… я…

— Люб…

Зажмурив глаза, сворачиваюсь клубочком.