— Свои, — сухо отвечает Саша.

То, что он здесь, вдруг делает меня очень слабой. До этого момента я даже

не подозревала, насколько в нем нуждалась, даже в том, чтобы он просто

был на проводе. Даже несмотря на то, что просто слушаю его дыхание, а

он слушает мое.

— Этаж? — требует, заходя в лифт.

— Во… восьмой… — вырывается из меня.

А через минуту я слышу за дверью возню и приглушенные голоса, которые

дополняют короткие гудки у меня в трубке. Опустив руку, кусаю губы и

шарахаюсь, когда после неудачной попытки открыть дверь “мирным путем”, Романов просто наваливается на нее плечом.

— Полегче, твою мать! — слышу возмущенный крик Глеба, роняя на пол

свой новый телефон.

Сердце колотится в груди, когда несчастная дверь с треском

распахивается, и на пороге комнаты возникает Александр Андреевич

Романов! Тень моего убежища скрывает его лицо, но ровно до того

момента, пока его рука не находит на стене выключатель и не ударяет по

нему. Вспышка света режет мои глаза, но они все равно круглые, потому

что я не знаю чего ждать!

Он впивается своими глазами в мое лицо, ощупывает тело. Хмурый и

немного дикий. Волосы на его макушке взъерошены, будто он трепал их

ладонью, на щеках вечерняя щетина. Он шагает в комнату, и сглотнув, я

тонко выкрикиваю:

— Ты чтто… С ума сошел?

В этот момент до меня вдруг доходит, на кого я похожа. На жертву

землетрясения или урагана! Кажется, он того же мнения, потому что, в два

прыжка оказавшись рядом, сгребает ладонями мое лицо, заставляя

запрокинуть его вверх.

Выругавшись, стирает слезы с моих щек.

— Прекращай… — обводит большими пальцами мои припухшие губы. —

Никто не умер…

Его ладони холодные, брови съезжают на переносицу, на скулах пляшут

желваки, но движения такие нежные и бережные, будто я какая-то

драгоценность.

От этого на глаза снова наворачиваются слезы.

— Не могу… — шепчу, просовывая дрожащие руки под его куртку и кладя

их на его твердую теплую грудь.

Его рука стискивает мою талию, соединяя наши тела так, что моя дрожь

передается ему, а я жадно впитываю в себя его тепло.

Забравшись пальцами под мою растрепанную косу, склоняет голову и

прижимается носом к моей щеке, делая шумный вдох. От этого контакта

мои глаза закрываются.

Все, на что я способна в эти секунды — просто чувствовать его рядом.

Будто мы не виделись целую вечность. Может это так и есть! Мне кажется, будто мы не виделись целую вечность. Причины, побудившие меня к тому, чтобы не видеться с ним, вдруг накатывают с новой силой. Сейчас, когда

смотрю в любимое лицо, моя ревность, обида и боль расцветают на глазах.

— Ты меня искал? — смотрю в его глаза, мечтая услышать, что нужна ему.

Может быть, я чувствую его неправильно? Может быть, мне только кажется, что я ему нужна…

— Тебя это удивляет? — спрашивает сурово, нависнув надо мной, как

стена или скала, за которой я не вижу и не слышу ничего вокруг.

То, что мучило меня последние дни, мучит опять: потребность знать, что он

мой и только мой. Это то, что не вписывается в рамки наших

неопределенных отношений, но это то, без чего я теперь не смогу

принимать его ласки. Смотреть в его глаза, не понимая, кто я для него?

— Я тебя видела… — упираюсь руками в его грудь. — С… ней…

Промелькнувшая на его лице тень заставляет окаменеть.

Не моргая, смотрю в его лицо, а он… он не торопится с ответом!

Обведя языком нижнюю губу, ровно спрашивает:

— С кем?

Меня опять начинает трясти.