Усевшись перед зеркалом у туалетного столика, Кристина начала расчесывать волосы.

Как ей хотелось, чтобы новая жизнь была по-настоящему прекрасной. Почему же сейчас, когда сделан решающий шаг и развод уже близок, она чувствует себя такой подавленной? Что с ней творится? Куда подевалась ее прежняя нравственная стойкость, надежность?

«О Боже…» — потерянно размышляла Кристина, входя в крошечную ванную и поворачивая кран с горячей водой.

Как было бы хорошо, если бы она походила на Филиппа. Его совесть не терзала; у него не было ни жены, ни детей. Он никого не бросал. Кристина же ради него бросила все. И хотя он ее обожал, но не вполне понимал сейчас ее внутреннее состояние. Фил и мысли не допускал, что она неизбежно должна столкнуться с какими-то трудностями. До сегодняшнего утра она себе в этом не признавалась. Но когда Джордж назвал ей дату судебного разбирательства… когда она осознала, что разрыв в ближайшее время станет окончательным и непоправимым и что она вскоре выйдет замуж вторично, произошло что-то странное. Она чувствовала себя подобно часам, у которых вдруг лопнула и раскрутилась пружина.

Быть может, она боялась еще одной ошибки? Пока что ее отношения с Филиппом были прямо-таки идеальными. Между ними никогда не возникало чего-либо, похожего на взаимное непонимание. Она по-прежнему испытывала страстную, всепоглощающую любовь к нему, чего никогда не чувствовала к Чарльзу.

Были и у Филиппа свои недостатки. У какого мужчины их нет? Так, например, Кристина знала, что у него не такой мирный нрав, как у Чарльза. Подобно ей, он острее реагировал на происходящее и был более эмоционален. Жить с ним будет не так-то легко. Как это ни странно, совместная жизнь с Филом может оказаться менее легкой, чем жизнь с Чарльзом.

Зато Крис твердо знала, что может не сомневаться в любви Филиппа. В ту ночь, когда она покинула Корнфилд, он прислал ей записку. Ее доставили вместе с громадным букетом желтых роз.

«С той минуты, когда ты переедешь ко мне, я не дам пролиться ни одной твоей слезинке. Весь остаток жизни я посвящу тому, чтобы сделать тебя счастливой».

Вспоминая ее, Кристина и сейчас готова была заплакать. Она верила в искренность его слов.

Ах, если бы дети были от него! Впрочем, тогда они и не походили бы на Джеймса и Дилли, а были бы иными — мягкосердечными, добрыми, ласковыми — словом, такими, как Филипп.

Бедный Джеймс! Бедная Дилли! Разве они виноваты в том, что их отец — Чарльз?!

«Я не хочу, чтобы они росли в ненависти ко мне», — подумала Кристина с внезапно нахлынувшим отчаянием. Как можно допустить, чтобы в будущем они хладнокровно осуждали ее? Мачеха Чарльза станет теперь беспощадно настраивать их против нее, ведь она всегда ненавидела Крис.

Она научит детей жалеть отца. Если Чарльз женится снова, у них тоже появится мачеха, которую Уинифрид соответствующим образом проинформирует, чтобы и она прониклась ненавистью к Кристине и стала бы в присутствии детей дурно о ней отзываться. Подрастая, Джеймс и Дилли будут испытывать презрение к Филиппу. Они никогда не поймут, почему мать оставила отца, и их сочувствие будет целиком на стороне Чарльза.

— Это несправедливо! — воскликнула Кристина.

Все ее существо охватили страдание и страх перед будущим. «Почему, ну почему, — спрашивала она себя, — Чарльз так резко изменился к худшему?» Когда она выходила за него замуж, он был совсем другим. Если бы только он приложил хоть какие-то усилия ради того, чтобы сохранить ее любовь! Если бы только он, пусть редко, становился на ее сторону, а не позволял своей мачехе вечно вмешиваться в их дела!

У Кристины разболелась голова. Приняв ванну, она проглотила пару таблеток аспирина. Сегодня она чувствовала себя больной, совершенно задыхающейся в этой квартире. Она не любила Лондон в июне.