Изменить размер шрифта - +
Все это, разумеется, прямой результат эмоционального надрыва, происшедшего во мне. Я начала подумывать, уж нет ли в моей натуре чего-то настраивающего против меня самых близких и дорогих людей. Быть может, я слишком уж мягка и чересчур зависима? Мне, наверное, следовало бы больше походить на Уинифрид — жесткую, уверенную в себе, мужеподобную. Но когда видела ее играющей с Диллиан и слышала, как они обе покатываются со смеху — Дилли здорово подражала ее безобразному скрипучему хохоту, — я приходила в ужас. Из меня Уинифрид никогда бы не получилась. Я не была даже столь жесткой и практичной, как Фрэн или светские дамы типа миссис Норман Холландер.

Я замечала, что становлюсь циничной. Наверняка я изменилась. Меня уже не повергало в отчаяние непослушание дочери или дерзость и явное равнодушие сына. Когда Райс-Холкиты отправили Розмари в школу-интернат, я послала вместе с ней Дилли. Бобби настоял на отъезде дочери потому, что считал ее слишком избалованной.

Девочки поступили в очень хорошую школу около Льюиса. Ее нашла Кэт. Розмари, как и Дилли, не терпелось облачиться в школьную форму и уехать от родителей.

Если кто и плакал в день отъезда Дилли, так только я, но никак не моя дочь. Дилли была страшно взбудоражена и горда новым званием школьницы. Когда за ней захлопнулись ворота, она радостно улыбнулась, держась за руку Розмари, и весело помахала мне на прощание. Столь же беспечно покинул дом и Джеймс. Проливать слезы о моих практичных чадах оснований у меня не было.

Первое же письмо Дилли подтвердило мою правоту. В коротком письмеце, покрытом кляксами и содержавшем массу орфографических ошибок, не было ни слова о том, что она скучает по дому или тоскует о родителях. Она лишь заботливо осведомлялась о здоровье любимого кролика и сиамского котенка, которого мы ей недавно подарили, а далее следовал перечень вещей, которые она просила прислать. Письмо заканчивалось словами: «В школе потрясающе здорово!»

Когда я показала его Чарльзу, он улыбнулся:

— Странная девчушка!

— Они у нас оба довольно странные, — сказала я. — Такие же бессердечные, как ты.

И тут же, ощутив вдруг необъяснимый прилив прежней любви к Чарльзу, я схватила его за руку, вытащила изо рта трубку и заставила смотреть на меня, пока он наконец не осознал мое присутствие.

— Ах, Чарльз, теперь, когда мы остались одни, давай съездим куда-нибудь отдохнуть. Ну поедем прямо сейчас, на пару недель, — вдвоем. Дом можно на это время заколотить. Я знаю, что дела у тебя идут хорошо. Мы можем себе это позволить, правда?

Я настороженно вглядывалась в лицо мужа, ожидая увидеть отклик, на который очень надеялась. Но оно выражало лишь удивление и смущение. Потом он снисходительно рассмеялся и потрепал меня по щеке.

— Крис, милочка, я больше всего на свете хочу отдохнуть, но сейчас в офисе один из самых напряженных периодов.

— У тебя всегда получается, что именно данный момент самый напряженный, — бросила я.

Ему стало явно неловко.

— Да, пожалуй, я всегда довольно занят. Когда руководишь таким крупным предприятием, особенно не разгуляешься.

— Крупное предприятие, — повторила я. — Ну а я хоть когда-нибудь приобрету для тебя значение? Мне ты соблаговолишь уделить внимание?

Улыбка исчезла с его лица.

— Ах, Крис, дорогая, пожалуйста, не глупи. Я устал. У меня был суматошный день. Давай проведем вечер без сцен.

Я отошла, пытаясь подавить в себе горечь и негодование. Минутное желание снова сблизиться с Чарльзом исчезло, и на этот раз безвозвратно. Внутри все словно оледенело. Да кому нужны сцены? И кому хочется куда-то там ехать с Чарльзом? Только не мне!

Я повернулась и вышла из комнаты.

За обедом Чарльз всячески старался выказать дружелюбие.

Быстрый переход