|
– Передай своим братьям, а те пусть сообщат всем людям, что желающие отправиться в новые миры должны немедленно явиться на строительную площадку. Передай, что мы не обещаем взять всех до единого, но тех, кто не помогал в постройке корабля, мы вообще не будем принимать в расчет.
Нок опять пошевелил щупальцем и, казалось, тут же заснул.
4
Лавон на мгновение оторвался от шеренги переговорных мегафонов, заменившей ему пульт управления, и взглянул на Пара. – Последний раз спрашиваю, – сказал он. – Отдадите вы нам историческую пластину или нет? – Нет, Лавон. Мы никогда ни в чем тебе не отказывали. Но сейчас вынуждены. – Ведь ты идешь с нами, Пара. Если ты не вернешь нам знания и мы погибнем, то погибнешь и ты… – Много ли значит один Пара? Мы все одинаковы. Данная клетка погибнет – зато всем ее собратьям будет известно, преуспели ли вы в своем предприятии. Мы верим, что вы преуспеете и без пластины, у нас нет иного способа установить ее истинную ценность… – Следовательно, ты признаешь, что она у вас. А что, если твоя связь с сородичами прекратится, едва мы выйдем в пространство? Что, если эта связь невозможна вне воды? Пара промолчал. Лавон секунду–другую ел его глазами, потом подчеркнуто отвернулся к переговорным трубкам. – Все по местам! – скомандовал он и ощутил озноб. – Мы отправляемся. Стравол, герметизирован ли корабль? – Насколько могу судить, да, Лавон. Лавон нагнулся к другому мегафону. Сделал глубокий вдох. Ему почудилось, что вода уже утратила свежесть, – а ведь корабль еще не трогался с места. – Движение в четверть мощности. Раз, два, три, старт!.. Корабль качнулся вперед, затем назад. Диатомеи опустились в заготовленные для них под корпусом ниши и коснулись своими студенистыми телами широкой бесконечной ленты из грубой личиночьей кожи. Скрипнули деревянные шестерни, умножая крохотные силенки диатомеи и передавая их на шестнадцать колесных осей. Корабль дрогнул и медленно покатился по песку. Лавон напряженно всматривался в слюдяной иллюминатор. Мир проплывал мимо с мучительной неторопливостью. Корабль накренился и стал карабкаться вверх. Лавон спиной ощущал напряженное молчание Шара я двух сменных водителей, Фана и Стравола, – их взгляды жгли ему спину. Сейчас, когда они покидали привычный мир, все вокруг выглядело по‑иному. Как же они раньше не замечали такой красоты? Похлопыванье бесконечных лент, скрип и стон шестеренок и осей стали громче – крутизна склона нарастала. Корабль продолжал подниматься, слегка рыская по курсу. А кругом ныряли и кружились отряды людей и их союзников, провожая экспедицию навстречу небу. Небо постепенно снижалось и наваливалось на корабль. – А ну, Танол, – распорядился Лавон, – пусть‑ка твои диатомеи немного поднажмут. Впереди камень… – Корабль неуклюже качнуло вверх. – Так, теперь тише ход. Чуть порезвее с твоей стороны, Тиол. Да нет, это уже слишком. Вот так. Тише, говорю тебе, нос разворачивает… Танол, подтолкни чуть‑чуть, чтобы выровнять. Хорошо. Средний ход на всех постах. Осталось уже недолго… – Как ты ухитряешься думать такими обрывками? – удивился Пара позади Лавона. – Думаю как умею. Все люди думают так же. Наблюдатели, прибавьте тягу – подъем становится круче… Шестерни взвыли. Корабль задрал нос. Небо заискрилось Лавону прямо в лицо. Вопреки собственной воле он ощутил испуг. Легкие будто вновь обожгло, и в глубине души он опять пережил долгий полет сквозь пустоту навстречу холодному прикосновению воды, пережил остро, словно впервые. Кожа зудела, пылала огнем. Сможет ли он опять подняться туда? В опаляющий вакуум, в царство великой боли, где нет места жизни? Отмель начала выравниваться, двигаться стало легче. |
