"Нет, в шахматы",-- сказал Лужин и развернул клеенчатую доску.
"Сперва расставим фигуры,-- начала тетя со вздохом.--
Здесь белые, там черные. Король и королева рядышком. Вот это --
офицеры. Это -- коньки. А это-- пушки, по краям. Теперь..." Она
вдруг замерла, держа фигуру на весу и глядя на дверь.
"Постой,-- сказала она беспокойно.-- Я, кажется, забыла платок
в столовой. Я сейчас приду". Она открыла дверь, но тотчас
вернулась. "Пускай,-- сказала она и опять села на свое место.--
Нет, не расставляй без меня, ты напутаешь. Это называется --
пешка. Теперь смотри, как они все двигаются. Конек, конечно,
скачет". Лужин сидел на ковре, плечом касаясь ее колена, и
глядел на ее руку в тонком платиновом браслете, которая
поднимала и ставила фигуры. "Королева самая движущаяся",--
сказал он с удовольствием и пальцем поправил фигуру, которая
стояла не совсем посреди квадрата. "А едят они так,-- говорила
тетя.-- Как будто, понимаешь, вытесняют. А пешки так: бочком.
Когда можно взять короля, это называется шах; когда ему некуда
сунуться, это -- мат. Ты должен, значит, взять моего короля, а
я твоего. Видишь, как это все долго объяснять. Может быть, в
другой раз сыграем, а?" "Нет, сейчас",-- сказал Лужин и вдруг
поцеловал ее руку. "Ах ты, милый,-- протянула тетя,-- откуда
такие нежности... Хороший ты все-таки мальчик". "Пожалуйста,
будем играть",-- сказал Лужин и, пройдя по ковру на коленках,
стал так перед столиком. Но она вдруг поднялась с места, да так
резко, что задела юбкой доску и смахнула несколько фигур. В
дверях стоял его отец.
"Уходи к себе",-- сказал он, мельком взглянув на сына.
Лужин, которого в первый раз в жизни выгоняли из комнаты,
остался от удивления, как был, на коленях. "Ты слышал?"--
сказал отец. Лужин сильно покраснел и стал искать на ковре
упавшие фигуры. "Побыстрее",-- сказал отец громовым голосом,
каким он не говорил никогда. Тетя стала торопливо, кое-как,
класть фигуры в ящик. Руки у нее дрожали. Одна пешка никак не
хотела влезть. "Ну, бери, бери,-- сказала она,-- бери же!" Он
медленно свернул клеенчатую доску и, с темным от обиды лицом,
взял ящик. Дверь он не мог прикрыть за собой, так как обе руки
были заняты. Отец быстро шагнул и так грохнул дверью, что Лужин
уронил доску, которая сразу развернулась; пришлось поставить на
пол ящик и свертывать ее опять. За дверью, в кабинете, сперва
было молчание, затем -- скрип кресла, принявшего тяжесть, и
прерывистый вопросительный шепот тети. Лужин брезгливо подумал,
что нынче все в доме сошли с ума, и пошел к себе в комнату. Там
он сразу расставил фигуры, как показывала тетя, долго смотрел
на них, соображая что-то; после чего очень аккуратно сложил их
в ящик. С этого дня шахматы остались у него, и отец долго не
замечал их отсутствия. |