Изменить размер шрифта - +

"Отказываешься?"-- спросил отец. Кроме того, ей как будто  даже
нравилось,  что  он  пропускает  школу. "Ну, послушай,-- сказал
отец примирительно,-- давай говорить,  как  друзья".  Лужин  со
вздохом  сел  на  ручку  кресла,  продолжая глядеть в пол. "Как
друзья,-- еще  примирительнее  повторил  отец.--  Вот,  значит,
оказывается,  что  ты несколько раз пропускал школу. И вот, мне
хотелось бы знать, где ты был, что делал. Я даже понимаю,  что,
например,  прекрасная  погода  и  тянет гулять". "Да, тянет",--
равнодушно сказал  Лужин,  которому  становилось  скучно.  Отец
захотел  узнать,  где  он  гулял,  и,  давно  ли  у  него такая
потребность гулять. Затем он упомянул  о  том,  что  у  каждого
человека  есть  долг,  долг  гражданина,  семьянина, солдата, а
также школьника.  Лужин  зевнул.  "Иди  к  себе",--  безнадежно
сказал  отец и, когда тот вышел, долго стоял посреди кабинета и
с тупым ужасом смотрел на дверь. Жена,  слушавшая  из  соседней
комнаты, вошла, села на край оттоманки и опять разрыдалась. "Он
обманывает,-- повторяла она,-- как и ты обманываешь. Я окружена
обманом",  Он только пожал плечами и подумал о том, как грустно
жить, как трудно исполнять долг, не встречаться, не звонить, не
ходить туда, куда тянет неудержимо... а тут еще с сыном...  эти
странности... это упрямство... Грусть, грусть, да и только.

4

     В  бывшем  кабинете деда, где даже в самые жаркие дни была
могильная сырость, сколько бы  ни  открывали  окна,  выходившие
прямо  в  тяжелую,  темную хвою, такую пышную и запутанную, что
невозможно было сказать, где кончается одна ель, где начинается
другая,-- в этой нежилой комнате, где на голом письменном столе
стоял бронзовый мальчик со скрипкой,-- был  незапертый  книжный
шкал, и в нем толстые тома вымершего иллюстрированного журнала.
Лужин  быстро  перелистывал их, добираясь до той страницы, где,
между  стихотворением  Коринфского,   увенчанным   арфообразной
виньеткой,  и  отделом  смеси  со  сведениями о передвигающихся
болотах, американских чудаках и длине человеческих кишок,  была
гравирована  шахматная доска. Никакие картины не могли удержать
руку Лужина, листавшую том,-- ни знаменитый Ниагарский водопад,
ни  голодающие  индусские  дети,  толстопузые   скелетики,   ни
покушение  на  испанского  короля.  Жизнь  с поспешным шелестом
проходила мимо, и вдруг остановка,-- заветный  квадрат,  этюды,
дебюты, партии.
     В начале летних каникул очень недоставало тети и старика с
цветами,--  особенно  этого  душистого  старика,  пахнувшего то
фиалкой, то ландышем, в зависимости от тех цветов,  которые  он
приносил  тете.  Приходил  он обыкновенно очень удачно,-- через
несколько минут  после  того,  как  тетя,  посмотрев  на  часы,
уходила  из  дому.  "Что ж, подождем",-- говорил старик, снимая
мокрую бумагу с букета, и Лужин придвигал ему кресло к столику,
где уже расставлены были шахматы. Появление старика  с  цветами
было   выходом   из   довольно   неловкого   положения.
Быстрый переход