Изменить размер шрифта - +
Так, известно, заковылял, да и нету.

 

– А кто он такой?

 

– Да кто его, батюшка, знает, – не знаем.

 

– Да, а как вы думаете?

 

– А как, бачка, думать, – Господь его знает! Может, из приказных, али из духовных какой, либо бродяжка, неш мы, отец, про то сведущи?

 

Священник видит, что старики подобрались в себя и правды у них уже не выкусишь.

 

– Ну, вы, – говорит, – светы мои, все это врете.

 

– Где, батюшка! Как это можно? Да нешто мы на это согласны?

 

– Ну, да ладно: соберите-ка, – говорит, – сходку.

 

Собрали после ранних обедов и сходку. Вышел на эту сходку и священник. Крестьяне сняли шапки, тишина стала мертвая, а мужики все моргают, на небо посматривают: не видать ли тучки, да губами чмокают, словно у них лишний зуб во рту: вытащить бы его, и сейчас все бы отлично стало.

 

– Вас, ребята, злые люди смущают, – начал священник.

 

Крестьяне молчат, опять только чмокают, покрякивают да подувают себе в бороды.

 

– Правда, смущают? – повторил священник.

 

Опять молчание.

 

– Да говорите же!

 

Из толпы послышалось: «Нас, отец Лидор, никто не смущает, а мы как сами по своему рассудку…»

 

– Ну, а коли вы сами по своему рассудку, расскажите же толком, в чем дело-то?

 

– Да изништожь ты нам пономаря с кладбища, вот тебе самое твое первое дело. Он опивица, с ним родителям неспокойно, за то они молят Бога нам дождя не давать, и Бог твоего молебна не слушает за то, что опивицу с родителями с нашими схоронил.

 

Священник пустился разъяснять крестьянам, что хотя покойный пономарь и действительно был пьяница, но что он умер смертью не наглою и не насильственною, что он не самоубийца, и тело его следовало схоронить на общем кладбище, а выкапывать из могил погребенные тела без разрешения начальства нельзя, что за это всем может быть большой ответ. Крестьяне призадумались. В задних рядах сходки что-то вполголоса загомонили. Мало-помалу все стали оборачиваться на этот гомон; через несколько минут вся сходка обернулась к священнику спиною и пядь за пядью отодвигалась от него к средине выгона. Священник сел на порожке у запасного магазина, у которого собиралась сходка, и терпеливо стал ожидать: чем все это кончится? Сходка, погомонивши и помахавши руками, тем же порядком, то есть пядь за пядью, снова подошла к священнику. Весь этот маневр был произведен ею так, что как будто сходка и не отходила, а так, мялась да топотала на месте. В самом деле, вся экскурсия от магазина на выгон и обратно производилась без всякого уговора, так, по общей сметке, но священник очень хорошо понял, что мир не зря отходил на совещание и что его уж теперь прямым путем не свернешь с того, что он порешил себе.

 

По мере приближения сходки к магазину, у которого сидел в своей широкополой шляпе священник, гомон все помаленьку стихал; а к священнику толпа приблизилась уже в совершенном молчании.

 

– Ну, что же вы, ребята, порешили? – спросил священник.

 

Опять начались покрякивания, почесывание бород и тихие возгласы: «Господи ты, Исус Христос!»

 

– Ну, что ж, молчать, что ли, мы собрались? Ась! Ребята, да говорите, что ли!

 

– Что говорить-то, батюшка?

 

– Да что хотите.

 

– Ублаготвори.

Быстрый переход