Люди, подобные Дюбушерону, потворствовали вкусам, которые мистер Бомон считал предосудительными, и, похоже, только укрепляли герцога в его циничном отношении к жизни.

Бомон же удивлялся собственному недавнему красноречию.

Но он искренне переживал за герцога, так как тот проводил время не делающим ему чести образом, что могло пагубно сказаться на его репутации.

Мистер Бомон благоговел перед человеком, которому служил из-за многих его замечательных качеств, тогда как большинство людей, окружавших герцога, восторгались лишь его богатством и известностью.

Бомону, с тех пор, как он стал управляющим у герцога, несколько раз предлагали очень заманчивые должности в Сити, но герцогу он об этом ничего не сообщал. Ему не раз предоставлялась возможность заработать гораздо больше денег, чем те, что ему платил герцог, да и в дальнейшем светила перспектива парламентской деятельности, к которой он, вообще-то, имел немалую склонность. Но он по-прежнему оставался с герцогом, зная, что не будь его, все прихлебатели, которые терлись вокруг герцога, постоянно запуская руки ему в карман, льстя, балуя его, разрушая его индивидуальность, почувствовали бы полную свободу.

Мистер Бомон был человеком высоких принципов; он вырос в семье, которая ставила долг превыше всего. Для себя он давно решил, что его долг заключается в том, чтобы служить герцогу Уолстэнтону и, если возможно, оберегать герцога от самого себя.

Ханжество не оказывало влияния на его мнение об образе жизни герцога. Считалось, что молодой человек, особенно обладающий теми благами, что были у герцога, непременно должен «перебеситься» и попользоваться всем тем, что прекрасный пол готов предоставить в его распоряжение. Но герцог был уже не столь молод, как тогда, когда Бомон впервые приступил к своим обязанностям на Парк-Лейн. Ему было сейчас почти тридцать пять лет, и он находился в расцвете сил.

Лучше чем кто-либо Бомон понимал, как необходимо герцогу жениться, и жениться непременно на хорошей женщине. Именно поэтому он был втайне рад, когда из-за неукротимого характера леди Роуз герцог решил, недолго думая, уехать в Париж подальше от нее.

Месье Бомону не нравилась леди Роуз, как вообще не нравились женщины, которые при помощи самых отчаянных средств в последние годы пытались женить на себе герцога.

И все же иногда и он, как и его хозяин, спрашивал себя, была ли этому какая-нибудь альтернатива.

Женщины, которых герцог встречал в клубе «Мальборо Хаус», возглавляемом принцем Уэльским, как и те, кого он приглашал к себе, во дворец Уолстэнтонов, были блистательными, искушенными светскими дамами. И мужчину, который им приглянулся, они пытались загнать в ловушку, пользуясь всеми сложными уловками опытных браконьеров.

Всякий раз, как на горизонте герцога появлялась новая женщина, душа месье Бомона страдала, и, едва познакомившись с ней, он возносил небесам одну и ту же молитву: «Господи, только не эта!»

Сейчас он прошел в свою контору — весьма уютный кабинет на первом этаже. И отсюда, как паук, наблюдающий за своей паутиной, он внимательно следил за тем, чтобы колеса домашнего хозяйства вращались быстро, но плавно и беззвучно, так что герцог и не подозревал, сколько всего требуется, чтобы обеспечить ему полный комфорт.

Садясь за стол, мистер Бомон раздумывал, как скоро герцог позовет его, чтобы выписать чек в уплату за картину, которую принес Дюбушерон.

А герцог в этот самый момент рассматривал картину.

— Как вы узнали, что я здесь? — первым делом спросил он Дюбушерона, который приближался к нему с загадочной улыбкой, свидетельствующей о том, что он намерен заключить неплохую сделку.

— Об этом сообщили в утреннем выпуске «Ле Жур», — ответил Филипп Дюбушерон.