— Может это и стало началом, гораздо ранее, все, что ты действительно хотел, чего ты непрерывно добивался, так это уничтожить Даниеля Грея. Обогнать его. Выиграть. Так же как он пытался уничтожить тебя. Старик и молодой боролись друг с другом, используя меня как оружие, потому что война для вас обоих значила больше чем я.

Гневный крик Джареда застрял в горле, когда он уставился на ее бледное лицо, всмотрелся в ее дикие темные глаза. Она права? Могло ли такое быть? В их разрыве вина не только Даниэля, но и его? Могла ли собственная молодость и неопытность позволить ему сделать огромную, непростительную ошибку в попытке бороться с человеком, которого никогда и не нужно было воспринимать как конкурента, а лишь в качестве отца любимой женщины?

— Это он, — сказал Джаред, не в состоянии сразу принять тяжесть вины. — Именно он, постоянно требовал, настаивал, чтобы ты проводила большую часть времени с ним, а потом еще и присылал работу на дом, что бы у тебя, наверняка, не оставалось времени на меня. Именно Даниель никогда не мог сказать обо мне ничего хорошего, именно Даниель заставил тебя отдалиться от меня. Он и только он пытался соперничать, пытался держаться за тебя…

— Вы оба этим занимались. — Голос Даники срывался меньше, но ее чудесное лицо искажали чувства. — Он хотел дочь, ты хотел жену. И ни один из вас не мог успокоиться не получив всю меня, все мое внимание, все мое время. Всю мою любовь. — Даника резко втянула воздух, ее глаза блестели от слез. — Я была семнадцатилетней девушкой, которая не знала как вести себя ни с одним, ни с другим.

Джаред смотрел как она резко села, словно ноги отказались ее держать, и стал понемногу понимать то, что случилось большее десяти лет назад, было намного сложнее, чем он привык думать. Теперь он выслушал ее — кое-что Джаред был не в состоянии сделать и тогда, даже если бы Даника и смогла объяснить свои чувства — оказалось не просто найти виновного в том, что их брак распался, найти мишень для ненависти.

Винить Данику? Даниель с рождения был ее семьей, один ее растил, когда мать умерла в Бостонской больнице, после того как дала жизнь дочери, и отец брал ее с собой, куда бы не забросил его талант всемирно известного геммолога. Ко времени появления на свет Даники Даниелю было больше сорока пяти, решительный отец, воспитавший исполненную долга дочь и, одновременно, ученика согласного перенять знания, которые он хотел передать своему ребенку. Могла ли она что-то сделать? И что она сделала? Пыталась угодить всем, но чаще сдавалась под напором отца, который направлял ее все семнадцать лет?

Даниэль виноват? Да, он был мастером манипуляций, достаточно стар, чтобы быть проницательным и терпеливым, и намного лучше знал свою дочь, чем мог утверждать молодой человек. Но сделал ли он что-то ужаснее, чем то, что сделал сам Джаред — пытался удержать того, кого любил, потому что испугался потерять ее, отдав другому мужчине?

Или это его вина? Одержимый Даникой, соперничающий и немного эгоист в свои двадцать четыре года Джаред никогда не думал, как она была молода, и насколько ее защищал властный отец, или о том, как крепко она была с ним связана. Он знал только то, что безрассудно любил, отчаянно хотел её. Как и во всех молодых существах мужского пола, в Джареде, была заложена потребность захватить и крепко держать то, что они желают, особенно, когда ощущается угроза.

Словно прочитав его мысли, Даника сказала:

— Разве еще важно, чья это вина? — она смотрела на огонь, и лицо снова напряженно застыло, больше не было бесстрастной маски. Даника дышала неровно, словно беспорядок в собственных чувствах физически взорвался в ней. — Был целый ворох проблем, думаю от того, что я тоже была слишком молодой. Слишком молодой для тебя, и слишком молодой, что бы уйти от отца.