Лопухин ужом извернул свое длинное тело на раскаленной сковороде крыши.

— Как, ты разве не собираешься проникнуть туда сегодня? Я сел и потянулся, разминая суставы.

— Сегодня — да. Но не сейчас. Ты слышал когда-нибудь о ворах, лазящих на чужие дачи среди бела дня?

— Но, может быть, стоит поторопиться, пока нет хозяев… — неуверенно гнул свою линию ДД.

Я посмотрел на его озабоченное птичье лицо и весело сказал:

— Не суетитесь, профессор. А если соседи застукают? Если какой-нибудь ветеран у окошка от нечего делать пасётся? А, неровен час, менты проедут? Нет, купаться, только купаться!

Под причитания ДД, не догадавшегося захватить из дому плавки (я посоветовал ему открыть нудистский пляж), мы спустились с голубятни и прошли по пыльной улице к оставленной в отдалении машине. По пути не встретилось ни одной живой души, и я мельком подумал, что ДД, пожалуй, был прав — поселок казался вымершим, операцию можно было осуществлять совершенно открыто. Но мне хотелось максимально оттянуть это неприятное мероприятие, и мы отправились в Красково.

Неподалеку от этих мест когда-то давным-давно прошло мое детство — обычное детство обычного пацана с обычной московской окраины, но с тех пор прошла уже тысяча лет, и я удивился и обрадовался, когда оказалось, что я многое здесь помню.

Народу, конечно, было полно — погода стояла великолепная. Мы вылезли из Димкиной «девятки» и, сопровождаемые заинтересованными взглядами присутствующих на берегу дам, двинулись к берегу. Почти у самой воды я углядел небольшой свободный кусочек песка и кинул на него свои шмотки. Жарко было, и хотелось купаться, и все было бы просто замечательно, если бы не дурацкая работа, маячившая передо мною в конце этого прекрасного летнего дня. Я отогнал печальные мысли и стал смотреть, как долговязая Димкина фигура освобождается от одежды. Как я и предполагал, был он белый, как яичная скорлупа, и просто фантастически тощий.

— Мальчик-парус, — громко сказал сзади хрипловатый женский голос. Лопухин застеснялся и покраснел.

— Значит, так, Дмитрий Дмитриевич, — сказал я. — В воду идем по одному: один купается, другой на берегу стережет вещи. Ясно?

— А что, могут увести? — спросил ДД, застенчиво снимая брюки.

Был он, кстати, в плотных черных трусах, и не нужны ему были никакие плавки.

— Могут, — честно ответил я, вспомнив золотое детство.

Мы кинули монетку: кому первому идти в воду, и выпало, разумеется, ему. Не то чтобы я был такой уж невезучий, но если стоит вопрос о том, кому повезет — мне или кому-то еще, всегда выходит, что кому-то еще.

Плавал он, надо признать, отлично. Я никогда не понимал, как такая жердина может не то что плавать, а просто держаться на поверхности, но все годы учебы в университете ДД ходил в числе трех первых пловцов нашего курса. Это был, по-видимому, единственный уважаемый им вид спорта — во всяком случае, ни в каких иных атлетических упражнениях я его заподозрить не мог. Вот и сейчас он, красиво вынося руки над водой, легко пересек озеро и повернул обратно.

— Грамотно плывет, — сказали рядом. Другой голос недовольно буркнул:

— Худой, как глиста, а еще чего-то бултыхается…

Я лениво обернулся. Метрах в пяти расположилась в тени двух мотоциклов большая веселая компания. Знакомый уже хрипловатый женский голос возразил капризно:

— Ну, ты ска-ажешь тоже — глиста… Симпатичный мальчик… Худенький…

Симпатичный мальчик в это время приближался ко мне, аккуратно перешагивая через соблазнительно загорелые ножки близлежащих девочек.