— Грабовски хир! — отрывисто рявкнула трубка.

— Привет, Гюнтер, — по-русски отозвался Асуров. — Это Константин. Не забыл такого?..

С капитаном Штази Гюнтером Грабовски Асуров познакомился в Ленинграде еще в начале восьмидесятых. В деле об очередном антисоветском кружке оказались каким-то боком замешаны несколько студентов из ГДР, и, чтобы разбираться с ними, потребовался специалист из фатерлянда. Выяснилось, что Гюнтер прекрасно шпарит по-русски, охотно употребляет водочку и вообще парень свой в доску. Потом Гюнтер приезжал в Дрезден, где у Асурова была краткосрочная командировка, они и там неплохо провели время. Потом ГДР приказала долго жить, ее госбезопасность — тем паче. Но Асуров, по мере сил отслеживавший судьбы людей, которые могли бы ему пригодиться, знал, что несгибаемый Гюнтер не только выжил, но быстро приспособился к новым условиям и теперь возглавляет частное сыскное бюро.

— Не вибрируй, я тоже, понимаешь, кардинально перестроился, теперь честный предприниматель французской национальности… Наклевывается выгодная работенка. Как раз по твоей новой специальности… «Кемпински» знаешь? Жду напротив входа через полчаса.

— Располагайся. Я быстро…

Нил скинул пиджак и присел на диванчик, любуясь роскошным интерьером, выдержанным в лучших традициях прусского бидемайера.

— Да, кучеряво живут племянницы российских олигархов!

— Что ты говоришь? Я не слышу… Знаешь, у меня появилась идея. — В дверном проеме показалась растрепанная головка Марго и обнаженное плечико с белой бретелькой. — Не знаю, как ты, а лично я что-то устала. Давай заморим червячка перед прогулкой? Только в ресторан неохота, я закажу в номер каких-нибудь закусок…

Нил с ленивой улыбкой слушал, как Марго, на более чем сносном французском делает заказ по телефону. Белужья икра, королевские креветки, фуагра, шампанское. Как говорила покойная Линда, первая его жена, красиво жить не запретишь… Эх, Линда-Адреналинда, тебя бы из тогдашнего нашего убожества да в эту роскошь…

— Если водка для меня, тогда не надо! — крикнул он.

— И бутылочку хорошего вина… На усмотрение вашего соммелье, цена значения не имеет…

Вышедшая в халате Марго чмокнула его в ухо.

— Через двадцать минут. Ты отдыхай пока, телек посмотри, в баре похозяйничай. В общем, будь как дома. А я пока перышки почищу. Потерпишь?

— А что мне остается? — Нил состроил скорбную мину и тут же рассмеялся. — Ладно, переживу.

Он потянулся к лежащей на столике книжке. Крикливая, аляповатая обложка, на ней бритый жлоб с пистолетом и скособоченная красотка с обнаженным выменем восемнадцатого размера. «И ты, Брат?». Издательство «Омега-Пасс». Что ж, название у фирмы вполне красноречивое — если учесть, какую именно часть тела напоминает своими очертаниями греческая буква «омега».

Имя автора показалось Нилу знакомым. Иван Ларин. Тот самый Ванька русист, с которым столько выпито дрянного пива и дважды дрянного портвейна?

Нил наугад перелистал несколько страничек, и ему страстно захотелось, чтобы автором был не Ванька, которого Нил запомнил человечком хоть и слабым, но добрым, окрыленным, по-детски чистым душой. Он писал хорошие стихи и имел феерически, неправдоподобно прекрасную жену.

А тут какие-то подсобки с крысами, битюги в золотых цепях, грязный толстый азербайджанец, с гиканьем и свистом избиваемый ногами. А в текстах, произносимых героями, понятны только матерные слова… Кровавая рвота, кровавые фекалии — любовно, во всех подробностях…

Потом Ванькина жена стала киноактрисой и, кажется, бросила своего пьющего мужа.