|
. Жаль только, что вы утром меня не предупредили, я бы вытерла пыль в гостиной. Когда она, открыв ставни, затворила за ними дверь, из столовой ее позвал Муре. – Так, так, Роза, – сказал он, – ты уж заодно отдай своему кюре и мой обед, а если у них там наверху не хватает одеял, то уложи его прямо ко мне в постель, ладно? Кухарка обменялась взглядом с Мартой, которая работала у окна, пока на террасе было солнце; затем, пожав плечами, она пробормотала: – Ничего не скажешь, сударь, вы никогда не отличались добротой сердца… Она ушла. Марта, не поднимая головы, продолжала работу, которой она вот уже несколько дней отдалась с каким то лихорадочным усердием. Она вышивала покров для алтаря в дар собору. Дамы хотели сами соорудить весь алтарь. Г жа Делангр и г жа Растуаль обязались пожертвовать светильники. Г жа де Кондамен выписала из Парижа великолепное серебряное распятие. Между тем в гостиной аббат Фожа с кротостью увещевал Мафра, указывая ему на то, что доктор Поркье человек весьма благочестивый, достойный всякого уважения и что он больше всех страдает от невозможного поведения своего сынка. Мировой судья слушал его с благоговением; его полное лицо с большими глазами навыкате принимало восторженное выражение каждый раз, когда аббат произносил благочестивые слова особенно трогательным тоном. Он признал, что несколько погорячился, и выразил свою готовность извиниться, если господин кюре находит, что он поступил не так, как бы следовало. – А ваши сыновья? – спросил аббат. – Пришлите их ко мне, я с ними побеседую. Мафр с легкой усмешкой покачал головой. – Не беспокойтесь, господин кюре, – эти негодяи второй раз не посмеют… Вот уже три дня, как они сидят в своей комнате под замком, на хлебе и воде. Знаете ли, когда я узнал об этой истории, то, будь у меня в руках палка, я бы обломал ее об их спины. Аббат посмотрел на него и вспомнил слова Муре о том, что этот человек своей жестокостью и скупостью вогнал жену в гроб. – Нет, нет, – сказал он, остановив его движением руки, – с молодыми людьми надо обращаться иначе. Вашему старшему сыну, Амбруазу, уже лет двадцать, а младшему скоро будет восемнадцать, не правда ли? Согласитесь, что они уже не маленькие мальчики; надо разрешить им кое какие развлечения… Мировой судья онемел от изумления. – Так, значит, вы позволили бы им курить, шататься по кафе? – проговорил он. – Несомненно, – с улыбкой ответил священник. – Повторяю вам, молодые люди должны иметь возможность собираться вместе, чтобы поболтать, покурить, сыграть партию на биллиарде или в шахматы… Если им запретить все, то они сами себе все разрешат… Только заметьте: я не позволил бы им бывать во всяких кафе. Я бы хотел, чтобы для них было создано особое учреждение, клуб, вроде тех, какие я видел в некоторых других городах. И он стал развивать свой план. Мафр постепенно начинал понимать; он одобрительно кивал головой и приговаривал: – Превосходно, превосходно… Это будет совсем подстать Приюту пресвятой девы. Ах, господин кюре, надо приложить все силы, чтобы исполнился этот прекрасный замысел. – Ну что ж, – проговорил аббат, провожая его до улицы, – раз вы одобряете мою идею, то шепните о ней своим друзьям. А я повидаю господина Делангра и тоже потолкую с ним по этому поводу… В воскресенье, после вечерни, мы могли бы собраться в церкви, чтобы принять окончательное решение. В воскресенье Мафр привел с собой Растуаля. Они нашли аббата Фожа и Делангра в комнатке рядом с ризницей. Все трое восторженно отнеслись к предложению аббата. Учреждение клуба для молодежи в принципе было решено; споры вызвал только вопрос, какое название дать ему. Мафр непременно хотел, чтобы его назвали клубом Иисуса. – Да нет же! – воскликнул наконец священник, выведенный из терпения. |
