А что толку? В конце концов я выпустил пар и вернулся в изолятор, уже
почти не ощущая внутреннего протеста. Пусть все липа, пусть каждый мой шаг фиксируется, но мне удлинили поводок, а это уже немало. Для
начала, конечно.
Голова опять закружилась. Я чудом не промахнулся мимо топчана, лег и натянул одеяло по самые уши. Ладно, велено спать – посплю. Раздражать
хозяев неповиновением, по-видимому, не стоит. Задача первая – выжить. А вторую и последующие задачи я поставлю себе по исполнении первой.
Допустим, космическая станция «Гриффин» действительно существует, – что тогда? Почему Стерляжий стремится отправить меня туда не завтра, не
через месяц, а как можно скорее? И в качестве кого? Я же еще тут не осмотрелся, и мозги у меня до сих пор набекрень!
Случайность? Вэ Вэ Стерляжий не производит впечатления человека, управляемого случайностями. Похоже, он точно знает, чего хочет. Значит,
недоверие?
Уже теплее. С какой радости деловой человек вроде Стерляжего станет доверять всякому хмырю, выползшему из трубы? Задавить выползка! Чтобы
не создавал проблем. Эвелина – спасибо ей – вступилась за меня, добилась поддержки руководства, а у Стерляжего из-за этого лишняя головная
боль. Вот именно, не у одного меня голова болит…
Карантин – вот чего, по-видимому, хочет Стерляжий. Как в армии – три первых месяца службы ни шагу за ворота. На всякий случай. Во
избежание. Куда я, в самом деле, денусь с орбитальной станции? Кому проболтаюсь? Лишь со временем станет ясно, достоин ли я доверия или им
придется выбирать между первым и вторым вариантами.
Значит, мне для сохранения собственной шкуры придется побыть в роли пай-мальчика?
Противно это до зубовного скрежета. И еще вопрос на засыпку – смогу ли я быть или хотя бы казаться пай-мальчиком, даже если очень этого
захочу?
Я долго ворочался, но так ничего и не придумал и в конце концов уснул.
– Сейчас наверху ночь, – сказал Стерляжий, обращаясь ко мне. – Подъем всегда осуществляется ночью, особенно с первой площадки.
Я ожидал продолжения, но его не последовало. Пришлось спросить:
– А с других площадок?
– В основном тоже. С четвертой иногда и днем, но это на крайний случай. Нам разговоры о летающих тарелочках ни к чему. – Он посмотрел на
часы. – До подъема сорок одна минута. Нам лучше поторопиться.
За тридевять земель у них стартовая площадка, что ли?
Похоже, так и было. Я не очень удивился, когда очередной коридор вывел нас в круглый туннель с уложенными на полу рельсами – двумя
обыкновенными и одним контактным, прикрытым сверху кожухом. Как в метро. Только рельсовый путь тут был узкоколейный.
Почти сразу подкатило что-то вроде мотодрезины с одним миниатюрным вагоном. Мы погрузились, Стерляжий дал сигнал машинисту, состав лязгнул,
дернулся и с воем рванул в черноту.
Никого, кроме нас, в вагоне не было. В проходе были свалены какие-то коробки без наклеек. В них могло находиться все, что угодно.
Кто, когда и с какой целью пробивал все эти туннели, коридоры и штреки – оставалось только гадать. Я подумал, что если мы мчимся по тому
туннелю, который был прорыт для спасения кремлевской верхушки на случай ядерной атаки, то пресловутая первая площадка должна располагаться
где-то на юго-западе от центра города, в ближайшем пригороде, а возможно, даже в городской черте. Но мне почему-то казалось, что это совсем
другой туннель. |