|
И вам не придется стрелять в меня или в Горячева, чтобы высказать свою позицию... Ясногоров устало поднялся. Саркастическая усмешка искривила его губы — мол, сколько раз мы уже слышали это "подождите", "ще не время", "народ не готов"!... Но не это взорвало Кольцова. А то, что этот мальчишка, этот сопляк вдруг двинулся к выходу именно тогда, когда он, Кольцов, решил оставить его на посту Председателя Трибунала. Подал заявление, как клерку, и — пошел! — Слушайте, вы! — почти крикнул Кольцов и пальцем показал Ясногорову обратно на кресло. — Сядьте! Это ЦК, а не школа! Садитесь! И скажите мне вот что. Если мы уж такие чистые и новые коммунисты, то как насчет того, чтобы отдать власть? Вообще! А? Ведь она добыта нечестно — террором! И держится на терроре, да? Так, может, коммунистам уйти от власти? Освободить Кремль? — он сам не понимал, что с ним такое, почему он так сорвался. Или вся эта неделя с момента выстрела в Горячева была одной напряженной струной, и теперь эта струна лопнула на этом мальчишке? — Ну! Отвечайте?! — Я думаю... — ответил Ясногоров стоя. — И что же? — победно усмехнулся Кольцов, чуть остывая. — Я думаю, это было бы самое правильное. Для партии. Но вы этого никогда не сделаете. — А вы бы сделали — на моем месте, да? — уже успокаивался Кольцов. Да, такому, как Ясногоров, не прикажешь, его нужно обломать. — И кому бы вы отдали власть? "Памяти"? Национал-монархистам? — продолжал Кольцов насмешливо, но уже с почти отеческой укоризной и доверительностью. — Ведь при действительно свободном голосовании народ всегда выбирает националистов. А они вас первых повесят, именно вас — первых! Как евреи Христа... — Может быть... Это может быть... — задумчиво произнес Ясногоров. — Но, с другой стороны, это так мучительно жить с чувством вины и не каяться! Не очиститься... — Подождите, очистимся... — сказал Кольцов, уже забавляясь с этим Ясногоровым, как кот с мышью. Он смаковал про себя свое решение. Если этот Ясногоров его, Кольцова, довел до взрыва, то что же будет с Горячевым?! Конечно, это не очень по-джентльменски подсовывать раненому такие "сердечные" пилюли, но, черт возьми, если Горячев поставит свою подпись под смертным приговором Батурину, это будет началом новой эры! Изобразив на лице предельную озабоченность, Кольцов спросил: — Значит, вы считаете, что газетная дискуссия может отразиться на позиции членов Трибунала? — Не "может", а наверняка отразится! — устало, как тупому ученику, объяснил Ясногоров. Он уже потерял веру в то, что Кольцов способен понять его. Но Кольцов был терпелив. Теперь он был терпелив. Он вообще умел быть терпеливым, когда считал это необходимым. — А долго вы еще будете разбирать это дело? — спросил он все тем же озабоченно-деловым тоном. — Это зависит не от нас, а от КГБ. Я поручил товарищу Митрохину проверить, не было ли все-таки за спиной у Батурина заговора или акции вражеской разведки. Кольцов поймал себя на том, что даже удивился. |
