И переоденьтесь по дороге в аэропорт, вы все-таки летите к Президенту Соединенных
Штатов...
Конечно, это по поводу Горячева, думал Майкл, глядя из окна самолета на приближающиеся острые крыши и шпили Брюсселя. С той минуты, как
восемь дней назад армейский вертолет маршала Вязова, словно морковку из грядки, выдернул Майкла из рутины его жизни в посольстве и бросил к
операционному столу Горячева, все в жизни Майкла закрутилось так, что, черт возьми, уж не он управляет событиями, а они — им. И теперь эти
события несут его в Вашингтон на встречу с Президентом США! А у этой "невесты", звонившей из Брюсселя, был такой грудной, с придыханием голос,
что — ой-ей-ей! Конечно, в тот день русские врачи не дали Майклу даже прикоснуться к раненому Горячеву, и только по тому, как они — явно
демонстративно — открывали Майклу возможность видеть все, что они делают, он понял свою роль: кому-то было важно, чтобы он, американский врач,
следил, правильно ли они оперируют Горячева. После операции ему объяснили, что это был каприз Ларисы Горячевой, а уже назавтра на 32-летнего
Майкла буквально обрушилась мировая слава. Его портреты замелькали в западной прессе, у него брали интервью программы "С добрым утром, Америка!"
и "20/20", и он каждый день посещал Горячева в Кремлевской больнице. Но при этом Майкл все время чувствовал какой-то дискомфорт, словно он
присваивает чужую славу. Ведь русские никогда не показывают по телевизору своих врачей, лечащих кремлевскую элиту, не печатают их портреты и не
берут у них интервью. А сколько Майкл ни подчеркивал в своих интервью, что он только присутствовал при операции Горячева, тележурналисты
пропускали это мимо ушей, а газетчики это слово вообще выбрасывали. И получалось, что Майкл чуть ли не сам оперировал и спас Горячева. Майкла
это коробило — он вообще не был амбициозен. Вот уже четыре года он работает в Москве, получает всего-навсего 67 тысяч в год, в США для врача это
вообще не деньги. У него маленькая "трехкомнатная", как говорят в России, квартира (спальня, гостиная, кухня), старенький спортивный "Мерседес"
и семнадцатилетняя герлфренд, русская белоснежка, студентка и хористка. Но зато — до этой истории с Горячевым — у него была масса свободного
времени, никаких дежурств в госпиталях, никакой борьбы за клиентуру и никакой головной боли в конце года от того, что приходится платить жуткие
налоги Дяде Сэму! Свобода!
Неделю назад этой свободе наступил конец. "Майкл, вы видели сегодня Горячева? Как он себя чувствует?..." "Майкл, пришел телекс от
ассоциации американских фармацевтов. Они предлагают для Горячева какое-то супер-новое лекарство..." "Майкл, фирма MedFucrniture хочет прислать
Горячеву weelchear специального дизайна..." — "Пошлите их к черту!" И вообще, медицинского смысла в визитах к Горячеву не было никакого, у
Горячева было обычное огнестрельное ранение с банальным абсцессом, который быстро рассасывался, и его лечили светила советской медицины. Но
посол настоял на этих визитах: "Майкл, вы теперь не столько врач, сколько дипломат с докторским пропуском к Горячеву. Я, например, вижу Горячева
не больше пяти раз в год, а вы — каждый день!".
Русские тоже не возражали против этих визитов, поскольку Майкл ежедневно составлял для "Вашингтон Пост" бюллетени о здоровье Горячева и,
таким образом, подтверждал советские сообщения о том, что Горячев выздоравливает. |