— Ты иди, отец, — сказал он. — Я, кстати, и поспал. Кроме того, мне надо закончить кое-какое дело, прежде чем я пойду спать. Этот молодой русский, который приходил сегодня, он возвращался?

— Тот, что дал тебе работу? — отец повращал глазами и потер их. — Да, он приходил примерно четыре или пять часов назад. Интересовался, не вернулся ли ТЫ.

— Он приходил, чтобы заплатить мне за работу, — сказал Карл. — Он не сказал, он еще вернется?

— Думаю, да. У него был озабоченный вид. А что случилось, Карл?

— Ничего, отец. — Карл вспомнил о пистолете в руке у Коврина. — Ничего, что касалось бы нас. Когда Песоцкий вернется, все закончится. Они уйдут.

Отец Карла встал на колени подле матери, пытаясь ее разбудить, но она никак не хотела просыпаться. Отец Карла лег рядом с ней и тут же заснул. Карл улыбнулся, глядя на них. Когда они проснутся, они будут наверняка несказанно удивлены, увидев 25 шиллингов, которые он к тому времени заработает. Но что-то смутно омрачало радость Карла. Карл нахмурился, он понял, что это пистолет, который он видел в руках у русского. Карл надеялся, что Песоцкий скоро вернется и что они с Ковриным уйдут прочь. Карл понимал, что не может сейчас просто так отослать Коврина, потому что в этом случае вряд ли Песоцкий заплатит ему пять шиллингов. Так что надо было ждать. Карл увидел, что кое-кто из сидящих за столом повернулись и смотрят на него. Взгляды были почти враждебными. Возможно, они завидуют его удаче. Карл вызывающе посмотрел на них, и сидящие тут же вернулись к своей работе. В этот момент Карл ощутил, каково это — быть мистером Армфелтом. Вряд ли мистер Армфелт был богаче тех, кого он нанимал. Но у него была власть. Карл понял, что власть — это почти так же хорошо, как деньги. Даже немножко денег уже дают большую власть. Он с презрением оглядел комнату, людей с мрачными замкнутыми лицами, скорчившихся в углу на грязном полу своих спящих родителей. И улыбнулся.

В помещение вошел Коврин. Руку с пистолетом он сейчас держал под пальто. Лицо его было бледнее, чем обычно. Резко выделялись красные пятна на скулах.

— Песоцкий здесь?

— Он придет. — Карл показал на спящего отца. — Мой отец сказал, что он придет.

— Когда?

Карла начало забавлять ковринское беспокойство.

— Скоро, — отозвался он.

Сидящие за столом люди снова подняли головы. Одна молодая женщина сказала:

— Вы мешаете нам работать. Шли бы куда-нибудь трепаться в другое место.

Карл засмеялся. Смех был визгливым и неприятным. Даже сам Карл испугался собственного смеха.

— Да мы и так не собираемся здесь оставаться, — сказал он. — Так что давайте, валяйте, работайте.

Молодая женщина что-то проворчала, но вернулась к шитью.

Коврин с отвращением смотрел на них.

— Дурачье, — сказал он. — Вы всегда будете жить в дерьме, если только сами не попытаетесь изменить свою судьбу. Вы все жертвы эксплуататорского класса.

Отец молодой женщины, что сидел рядом с ней, сметывал шов на брюках. Он поднял голову и — кто бы мог ожидать? — в его глазах блеснул огонек иронии.

— Да, ТОВАРИЩ. Ты прав, — сказал он. А руки продолжали шить. — Такие мы все — жертвы.

— Вот и я о том. — Коврин выглянул наружу за дверь. Видно было, что он на пределе. — Вот и я о том же. — Он шагнул за дверь. — Я подожду на площадке, — бросил он Карлу.

Карл тоже вышел за ним на площадку. Высоко над ними сквозь крохотное слуховое окошко сочился бледный свет. Окно было почти целиком заколочено кусками фанеры.