– Ухаживаю за тобой, разве не видно? – сердито отозвалась девушка.

Блейд молча откинулся на подушку. Вчерашний бой дался ему очень и очень дорого. Вряд ли он был сейчас в состоянии выдержать еще один раунд против подобного противника.

Девушка хлопотала рядом, готовя какие‑то мази и примочки. Что она здесь все‑таки делает? Или ее хозяева настолько наивны, чтобы пребывать в уверенности, будто он, Блейд, не раскусит их детскую уловку?

– Забрала бы ты свои микрофоны, Лиззи, – странник пошел напролом. Не самый изощренный ход, но порой бывает очень эффективным.

– Микрофоны? – Если это удивление было притворным, то в Лиззи погибла великая актриса, достойная сцены Королевского шекспировского театра. ‑Какие микрофоны, Эмилио? Я не понимаю тебя.

– Вчера ты распихала по номеру жучки, – морщась от боли в ноющей челюсти, пояснил Блейд. – Я хотел бы знать, зачем ты это сделала. И не надо клясться, будто не имеешь к этому никакого отношения.

– Но… но я действительно не имею к этому никакого отношения… ‑пролепетала Лиззи с непритворным страхом.

Блейд задумался. Похоже, девчонка и в самом деле не лжет. Чтобы так сыграть изумление… Тем более, что доказательств у него никаких. Впрочем…

– У тебя есть с собой тальк?

– Есть, конечно, – озадаченно отозвалась девушка. – А зачем он тебе?

– Сейчас увидишь.

Профессионал должен уметь зафиксировать отпечатки пальцев при помощи любых подручных средств. Кисточкой для чистки электробритв Блейд осторожно смахнул лишний порошок с крошечной коробочки радиомикрофона. Лиззи взволнованно сопела у него над плечом,

– А теперь возьми в руку вон тот стакан… спасибо. Сейчас мы все узнаем.

– Теперь ты убедилась? – мрачно спросил Блейд девушку пятнадцать минут спустя. Отпечатков на микрофоне осталось немного, однако характерный шрам, рассекавший подушечку указательного пальца Лиззи, был одинаково четко виден и на микрофоне, и на стакане.

– Ты все еще будешь отпираться?

– Буду! – вскрикнула Лиззи. – Буду! Потому что я этого не делала, Эмилио, не делала! Я… я призналась бы тебе во всем, если бы мне было в чем признаваться! Но мне не в чем, не в чем, клянусь… клянусь всем святым!..

Все это кончилось бурными и самозабвенными рыданиями.

– Ты и впрямь отменно играешь, – медленно сказал Блейд. – Что ж, я на тебя не в обиде. Ты делала свою работу. Но скажи мне – для кого? Кто приставил тебя ко мне? Как вычислил, что я окажусь в баре Шэллоу?

– Я‑а… не понима‑а‑ю‑у… – донеслось сквозь рыдания.

Скрипнув от боли зубами, Блейд поднялся. Ребра как будто целы… а остальное – это пустяки.

– Нет, ты понимаешь! – Он схватил Лиззи за руку, чисто машинально закрываясь от захвата. – И ты скажешь мне – добровольно или нет! – он скорчил самую свирепую физиономию, на какую только был способен. – Ты думаешь, что я такой добряк?! Сейчас привяжу тебя к стулу и начну пытать ‑да так, что никаких следов не останется, и ты не сможешь даже обратиться в полицию. – Он как следует встряхнул девчонку за плечи. – Ну, будем, говорить? Или мне применить к тебе крайние меры?

– Применяй что хоче‑ешь… А я‑а‑а все равно‑о ничего‑о не знаю‑у‑у…

Черт побери! Не пытать же эту пигалицу и в самом деле?!

– Ну, тогда пеняй на себя! – сурово произнес Блейд и принялся прикручивать слабо сопротивляющуюся девчонку к стулу простынями.

Закончив с этим, он принялся зажимать между ее пальцами карандаши, перекручивая все это тонким кожаным ремешком, снятым с головы самой Лиззи.