Глава VIII

Вторжение

Однажды в декабре, под вечер, Прайам и Элис сидели вместе у себя в гостиной, и она приступала к завариванию чая. Ажурная скатерочка лежала на столе наискосок (Элис видела точно такую же скатерочку, точно так же положенную на образцовый столик в образцовой гостиной в Уоринге), клубничное варенье помещалось в северной части компаса, мармелад был Антарктикой, хрустящее печенье и печенье пышное представляли соответственно Восток и Запад. Все это довершало серебро и два заварочных чайничка Элис (она больше чем на пять минут не давала застаиваться чаю, какой он там ни будь китайский), а кувшин с водой под особой крышечкой стоял на подносе вне скатерки. На некотором расстоянии, но все же на столе, стонал на спиртовке чайник. Элис нарезала хлеб для тостов. Огонь был как раз для тостов, вилка лежала под рукой. Чем дальше продвигалась зима, тем чаи у Элис делались уютней и уютней и роскошнее, к тому же, превращаясь прямо-таки в чайные церемонии. И во избежанье треволнений и опасностей при переходе холодным коридором к кухне, она так устроилась, чтоб все свершалось приятно и прилично в самой гостиной.

Прайам скручивал сигареты, много сигарет, и скрутив, раскладывал их по порядку на каминной полке. Дружная, счастливая чета! Притом чета, могли вы заключить по роскоши чайного стола, не имевшая нужды в деньгах. Меж тем два года минуло с той катастрофы, что постигла Кохунов, и Кохуны так от нее и не оправились. Деньги на хозяйство исправно поступали. Способ их добывания скоро приобрел некоторую важность в глазах Прайама и Элис. Но еще прежде на их долю выпало одно удивительное, неслыханное событие. Вы можете сказать, что уж кому-кому, а Прайаму Фарлу и раньше выпадало предостаточно удивительных, неслыханных событий. Однако всё, что с ним случалось прежде, было преснятина, дело обычное (как, скажем, надписать конверт), в сравнении с этим происшествием.

Все началось в тот миг, когда Элис проткнула длинной вилкой каравай. Раздался стук во входную дверь, ужасный, дикий стук, как стук самой судьбы, пожалуй, но судьбы, замаскированной под истопника.

Элис пошла открывать. Она всегда выходила на стук; Прайам никогда. Она его оберегала от нежданных и нежеланных встреч, так же точно, как, бывало, его оберегал слуга. Газ в прихожей не горел, и Элис приостановилась — его зажечь, ибо уже стемнело. Потом она отворила дверь и на пороге, в полумраке, увидела тощую, низкорослую особу, особу очень среднего возраста, одетую бедненько, хоть и опрятно.

— Это дом мистера Генри Лика? — спросила особа, скорбным, изнуренным голосом.

— Да, — отвечала Элис. Что было не вполне правдой, поскольку «это» безусловно принадлежало скорее ей, чем ее супругу.

— О! — произнесла особа, озираясь; и, не дожидаясь приглашения, нервно шагнула через порог.

В тот же миг три мужские фигуры выпрыгнули, бросились, хлынули из палисадничка и вслед за особой ворвались в прихожую, чуть не сбив с ног Элис и шумно дыша. Один из троих был здоровущий, мордастый с мощными кулачищами угрюмый малый (он-то, видно, и стучал), а двое других — викарии, со всеми внешними признаками викариев; то есть поджарые, чисто выбритые, с честными глазами.

Прихожая вдруг преобразилась в людное собранье, и Элис, прежде в ней никогда не наблюдавшая такой толкучки, вполне естественно, непроизвольно охнула.

— Да, — с нажимом произнес один викарий, — как вы ни охайте, но мы решились войти и мы вошли. Джон, закрой-ка дверь. Мать, не суетись.

Джон, которым оказался мордастый, закрыл дверь.

— А где мистер Генри Лик? — осведомился другой викарий.

Тут Прайам, любопытство которого вполне извинительно было задето необычайными звуками в прихожей, приник к щелке в двери гостиной, и немолодая особа поймала его взгляд.