— Да ладно. Ну вот, все в Старом свете говорят: «Слушайте, я же и есть нищий, брошенный в нужде!» и все хотят в Америку. Вот почему мои предки перебрались сюда из Италии, твои, Айра — из России, а твои, Хови, свалились с неба.

Хови съездил кулаком мне по плечу.

— Короче, старина Шварц парится там на своей свекольной ферме, или на чём ещё он там горбатится, складывает в кубышку каждый пенни на билет в Америку себе, жене и детям. «Хочу умереть на американской земле», — говорит он. Наконец, накопив достаточно денег, они, а с ними ещё четырнадцать тыщ других семей, набиваются в пароход и пересекают Атлантический океан.

— Только не рассказывай, что они напоролись на айсберг, — бурчит Хови.

— Не тот пароход, — говорю, — но примерно в то же время, я так думаю. Короче, прибывают они в Нью-Йорк, проходят мимо Статуи Свободы, все пялятся на факел, ну, там всякие «охи-ахи», совсем как туристы, только не в гавайских рубашках — они ж, понимаете, нищие, откуда у них бабки на гавайскую рубашку. Короче, всех ссаживают с парохода у Эллис-Айленд, и они стоят в длиннющей очереди на солнцепёке в своих шубах, потому что ещё не умеют одеваться по погоде и потому что на их родине всегда мороз. Наконец, подходит их очередь. Старина Шварц весь взопрел от жары и задыхается от волнения. А перед очередью мужик с авторучкой и громадной чёрной книжищей записывает имена и даёт доступ в страну. Он спрашивает: «Ваше имя, сэр?» А старик — внимание! — отвечает: «Шва…» — и вдруг хватается за сердце, трах-бах, инфаркт, и он помирает на месте.

— Желание исполнилось, — замечает Хови. — Умер на американской земле.

— Точно. Короче, эти мужики на Эллис-Айленде — они вроде как современные работники столовой: им плевать, что ты загнулся, главное — чтобы в очереди отстоял. Ну, вот они и записали фамилию как «Шва», и так оно с тех пор и пошло.

Айра, по большей части слушавший мой рассказ молча, наконец заговорил:

— А я слышал кое-что ещё.

Я повернулся к нему:

— Что ты слышал?

— Да всякое такое… странное… не только про него, а про всю его семейку.

— В каком смысле странное? — спросил Хови. — Странное, как в «Сумеречной зоне», или странное, как в «Свидетельствах очевидца»?

— Не знаю, — ответил Айра. — Кажется, как в обоих.

— Так что ты слышал? — спросил я опять.

— Говорят, его мамаша как-то пошла в супермаркет и исчезла прямо на глазах у всей очереди в экспресс-кассу. На том месте, где она стояла, осталась только кучка купонов и разбитая банка маринованных огурцов.

— Как это исчезла? Что ты имеешь в виду?

— И почему кучка купонов, если у неё была только банка огурцов? — вмешался Хови.

— А мне откуда знать? За что купил, за то и продаю. — Айра понизил голос. — Но, конечно… слыхал я и ещё кое-что…

Мы с Хови придвинулись поближе и навострили уши.

— Поговаривают, что швовский папашка разрезал мамашку на пятьдесят кусочков и разослал их… на разные почтовые ящики… в разные штаты…

— И в Пуэрто-Рико тоже? — спросил Хови.

— Пуэрто-Рико — это не штат, — напомнил я.

— Почти что штат.

— Ладно, может, он припрятал один кусочек, чтобы послать его в Пуэрто-Рико, когда оно станет штатом. Доволен?

Сказать по правде, я не поверил ни одному слову в Айриных историях.