Дверь открыла Гвен. На ней тяжелый, плотный свитер, волосы растрепаны, сонные глаза. Холлис с Марч наверху, девушка варит кофе Хэнку, который завершает выпускную работу об Аароне Дженкинсе (должно быть, всю ночь над ней коптел; завтра сдавать).

— Я не просила вас приезжать, — говорит напрямик Гвен, увидев на пороге Билла Джастиса. Она шагает за порог, держа дверь полузакрытой.

У девушки появилось нервное обыкновение покусывать губы, отчего на них выступает кровь, которую она, похоже, даже не замечает. — Холлис не любит посторонних.

— Я привез письмо от твоего отца.

— О, замечательно! — облегченно выдыхает девушка.

Она берет письмо, вскрывает. Толкнув носом дверь, к ним вышла Систер и нюхает ботинки Джастиса.

— Билет на самолет, — объявляет Гвен и удивленно добавляет: — Два билета?

— Он просто все еще надеется…

— Что ж, по-видимому, я в этом ничего не понимаю.

— Не думаю. Ты уже достаточно взрослая — понимать, когда речь идет о любви.

— Во всяком случае, между ними, — кидает девушка взгляд на окна спальни, — ею и не пахнет.

Судья идет к машине, а Гвен, засунув билеты за пояс джинсов, поднимает Систер на руки и входит в дом; Хэнк — все так же за столом, перед ним разложены листы, но ручка лежит рядом, он не пишет.

— Зачем Джастис приезжал?

Боже, он что, второй Холлис? Нет, вроде не похоже. Хэнк не ревнует, он — в отчаянии, чувствуя себя так всякий раз, когда видит, что теряет Гвен.

Сипит и завывает, заводясь, седан Судьи. Так громко, что Гвен остается лишь молиться, чтобы не услышал Холлис.

— Ни за чем, — отвечает она торопливо. — Просто заглянул, и все.

У Хэнка защипало в глазах. Возможно, он уже ее потерял.

— Черт! — роняет девушка, услышав наверху шум.

Это Холлис, хлопнув дверью спальни, уже спускается по лестнице, кляня ее на чем свет стоит. «Сука, — слышится уже рядом, — никто, похоже, за всю жизнь не удосужился заняться твоим воспитанием, но теперь все будет по-другому…»

— Что случилось? — спрашивает Хэнк у ворвавшегося в кухню Холлиса.

Парень так быстро вскакивает из-за стола, что опрокинутый кофе растекается по исписанным листам выпускной работы, а тот вместо, ответа хватает Гвен за шею и трясет, будто она крот, имевший несчастье оказаться у него в саду.

— Я что, не говорил тебе, что не хочу здесь видеть Джастиса? Однако ты, похоже, считаешь себя слишком важной птицей, чтобы слушаться меня.

— Я не должна тебя слушаться, — отвечает Гвен ему в лицо.

Она чувствует, ему ничего не стоит сломать ей шею, однако ей уже плевать. Она ненавидит его и ни о чем другом в этот момент не может думать.

Марч спустилась из спальни и стоит в дверях. Теперь она понимает, как люди деревенеют. Понимает Алана, который не в силах был пошевелиться, смотря на полыхающий огонь.

Вот ее дочь, бледная, слезы катятся из глаз. Вот мужчина, которого Марч любит, чьи руки на горле дочери.

— Ты у меня научишься уважать то, что я говорю!

— Не думаю.

Гвен видит, как Хэнк пытается загородить ее, но не это придает ей мужества. Ее и впрямь не волнует, что сейчас сделает ей Холлис. Пусть делает. Это лишь докажет ее право считать его ничтожеством.

— Не нужно. — Хэнк становится между ней и Холлисом. — Не поступайте так.

Он действительно просит. Понадобилось бы — опустился бы на колени.

Холлис холодно смотрит на парня, затем словно что-то переключается у него в мозгу.