— Я ведь не спрашивал о нем!

Только после того, как Марч вышла замуж за Ричарда и обнаружилось, что она беременна, Джудит Дейл позвонила ей и сообщила, что вернулся Холлис. Поселился над баром «Лев» и тратит, на удивление всем, уйму денег. Марч хорошо помнит: она на заднем дворике, в своем кресле у лимонного дерева, Ноги, опухшие от беременности, окунуты в тазик с холодной водой. После звонка Джудит она тотчас набирает городскую справочную, затем по узнанному номеру звонит в «Лев» — без промедления, торопливо, даже не успев подумать. Спрашивает Холлиса. Бармен говорит: «У него нет телефона, я сейчас за ним схожу». Марч ждет. Лимоны источают аромат, в небе — ни тучки, день великолепный. Но Она ничего вокруг себя не видит и не слышит.

Она ждала ровно двенадцать минут. И вдруг, услышав его голос, испугалась. Дважды прозвучало: «Алло, алло, я слушаю», потом Марч бросила трубку. А после нервно вздрагивала всякий раз, когда звонил телефон. Догадался ли он, кто ему звонил?

Всю беременность она чувствовала слабость в животе и какую-то неустранимую, бесповоротную привязанность, почти в буквальном смысле этого слова. И потому совсем не удивилась, когда доктор сообщил, что давление у нее выше нормы, а значит, нужно минимум по шесть часов в день лежать в постели на левом боку. Она как прикреплена была к кровати, к своему телу, «заякорена» плотью, кровью, своей истощенностью, и не осмеливалась бороться с этим. Спала обычно все утро, спала и полдень — в таких чудесных снах, что не слышала ни гомона птиц в саду, ни Ричарда, пытавшегося иногда ее будить.

В тот день, когда позвонил Холлис, она только-только встала, и потому ей показалось вначале, что она еще спит.

«Марч», — прозвучало ее имя. Она вдруг почувствовала слабость и присела на кровать. «Почему ты уехала? — спросил он. — Почему так поступила с нами?»

«Не будь врединой, не упрямься», — ответила привычно она, не отличая сон от яви.

«Нет, это ты упрямишься, — сказал он ей. — Ты».

А потом они перезванивались каждую ночь, втайне, тихо, полушепотом произнося слова, жгучие как пламя. Марч была уже на седьмом месяце, но это мало ее сдерживало. Неизвестно почему она полагала, что так может продолжаться вечно, но вскоре он ясно дал понять: она должна к нему вернуться. Ему нужно улетать, посыльный доставит ей билет первого класса. Марч смотрит на лимонное дерево. Зашевелился внутри ребенок. Вот когда она неотвратимо осознала: это невозможно. А Холлис отказывался понимать, что она уже слишком беременна, чтобы так вот просто собрать чемодан и уйти.

«Если ты действительно хочешь, то решишься, — продолжал настаивать он. — Если любишь меня, ты сделаешь это».

С каждой следующей ночью их бесед его слова звучали все более резко и горько. Наконец при одном из звонков в бар «Лев» Марч сообщили, что Холлис съехал. А после рождения Гвен она была так рассеянна, пребывала в таком нежнейшем трансе, что ей без труда удавалось совсем о нем не думать.

К тому времени, как она призналась себе, насколько он ей нужен, Холлис уже женился на Белинде и было слишком поздно что-либо менять. Оставалось лишь сидеть под лимонным деревом и плакать, а затем спешить умыть лицо до того, как проснется младенец.

— И глазом не успеешь моргнуть, как я буду дома, — уверяет она Ричарда.

Странно: ощущение такое, будто она лжет, но ведь это не так. Просто Ричард очень далеко отсюда, вот в чем проблема, а она теснее связана с тем, что рядом: кипящий чайник засвистел на кухне, первая звезда в небе.

Пять дней максимум. Утрясем дела с имуществом, заколотим дом — и все.

Ответа Ричарда приходится ждать так долго, словно расстояние между ними каким-то образом деформирует само время.