— Куда ж теперь девались все лисицы?

— Наткнулись как-то на одну-единственную особь, болевшую бешенством, — и все, полностью сняли запрет на охоту. Теперь лисиц здесь больше нет.

То был год, когда ушел Холлис. Ричард ясно помнит: всякий раз, приходя на Лисий холм к Марч, он слышал выстрелы в лесу. Тогда он был даже благодарен Холлису. Уйдя, тот дал Ричарду шанс, о котором ему даже не мечталось. Забавно сознавать, какие именно воспоминания избирает хранить наша память. Одно запечатлелось у Ричарда очень четко: Марч улыбается каждый раз, когда, открыв дверь, видит его на пороге (не мог же он себе это вообразить?).

— Когда я был маленьким — лет пять или около того, — моя сестра нашла в лесу лисенка-сиротку и поселила его в своей спальне, тайком, разумеется, поскольку наша мама немедленно закатила бы истерику и всех нас отправила бы на уколы от бешенства. Один год сестра держала у себя опоссума, потом это была ворона со сломанным крылом, которую я нашел. Месяца два выхаживала она ту ворону. Мама чуть с ума не сошла, обнаружив «дикую тварь» в доме, но сестра оказалась на удивление непреклонна.

— Ее звали Белинда.

— Да, Белинда.

Ричард жалеет теперь, что не рассказывал дочери больше о своей семье, но за прошедшие десятилетия его личная история подернулась дымкой. А теперь эта история возвращается, лишь смотри да слушай. И он слышит — ружейные залпы в лесу; видит, как падают на землю крошки, когда сестра вытаскивает из кармана курточки черствый ломоть хлеба (он всегда там припасен, вдруг, гуляя по лесу, случится наткнуться на какое-нибудь бездомное или раненое существо). Какая мысль пронзила Ричарда, когда он прочел письмо, в котором Белинда сообщала, что выходит замуж за Холлиса? Существо, которое она выбрала опекать на этот раз, много опаснее опоссума, вороны или лисенка.

— Когда лисенок вырос, Белинда отпустила его в лес. Но он все приходил и приходил. Откроешь, бывало, дверь — сидит себе как ни в чем не бывало на пороге. Может, это вообще не лиса была, — Ричард отставил чашку с кофе и гладит по голове Систер, — а один из тех жутковатых красных псов, о которых говорят, что они от свадеб лис с собаками произошли.

— А знаешь, некоторые из них до сих пор живут на ферме Гардиан.

— Да, знаю.

Ричард откидывается на спинку кресла, чувствуя кожей шеи мягкую ткань обивки. Это чинтс или он ошибается?

— Ничего удивительного. Там вечно околачивались, попрошайничая, бездомные псы. А сестра всегда выносила им чего-нибудь поесть. У нее было слишком мягкое сердце.

Ричард лишь начинает сознавать, как он устал, несмотря на выпитый кофе, ощущение ужасной слабости чуть пониже солнечного сплетения рождает мысли о немедленном звонке Кену Хелму — тот приедет и отвезет Ричарда назад в аэропорт. Но он не встает, не подходит к телефону, не звонит. А вместо этого проваливается в сон, прямо в кресле. Гвен осторожно накрывает его одеялом (оно из Ирландии, Джудит Дейл привезла как-то летом из поездки в составе Общества друзей библиотеки). Больно видеть отца прикорнувшим в кресле. Однако что ей остается делать? Растормошить его? Сказать: беги, спасайся, тебе не надо здесь оставаться? «Смотри не поранься!» — такое говоришь ребенку, не родителю. А кроме того, такой человек, как Ричард Купер, не склонен следовать чужим советам. Особенно после тощ, как он уже все решил.

В гостиной носится сквозняк, Систер калачиком свернулась у ног Ричарда. На каминной полке старые, купленные в Бостоне часы Генри Мюррея тикают в такт времени.