У Кена Хелма рядом с его небольшим домом выросла целая гора. Он колой дрова все лето и всю осень. Жена и два его сына уже даже не реагируют на звук рубки, но слышат ее в своих снах: чуть только закроешь глаза — и в голове раздается ритмичное эхо. Приехала Сюзанна Джастис, заказать, как всегда, дров на зиму для себя и родителей. Не много-то и нужно — обогреть ее малюсенький коттеджик, но она тоже слышала, что эта зима будет чем-то страшным.

— Судье — завсегда первому, — говорит Кен Сюзанне, заказавшей целых два корда. — Он мой любимый клиент.

Сьюзи улыбается в ответ, но ее мысли совсем о другом. Она — что твой бульдог: не отпустит, особенно когда есть ощущение, что взят след. Вчера она ездила в Бостон поговорить с онкологом из детской больницы, тем самым, который лечил Белинду и ее с Холлисом сына, Купа. Лейкемия у ребенка была диагностирована, когда ему было всего только четыре года. Онколог наотрез отказался показать Сьюзи медицинскую карточку Купа и при этом, как мог, убеждал, что ничего необычного она там не увидит. Ода, ничего необычного во взгляде на этот смертный приговор для твоего четырехлетнего малыша. Ничего — в том, что выходишь замуж за такого бездушного негодяя, как Холлис, и держишь свое дитя на руках весь путь из Бостона домой, услышав от доктора страшный диагноз.

— Холлис еще разрешает вам пускать негодные деревья на дрова в своем лесу? — интересуется Сьюзи, вручая Кену чек.

— Я неплохие деньги ему за это отдаю, — произносит тот, будто защищаясь. Словно Сьюзи винит его ни больше ни меньше как в сделке с дьяволом. — За так и щепки от него не взял бы. Я плачу за пользование его землей, но это не значит, что сам он мне по душе.

Едва услышав эту странную аберрацию в тоне Кена, Сьюзи понимает: он что-то хочет ей сказать. Поступив работать в «Горн», она далеко не сразу сообразила: если собеседник не отвечает прямо на вопрос, это совсем еще не значит, что он не готов тебе все выложить — но постепенно. Кен непременно скажет, что у него на душе, тут сомнений нет — если Сьюзи задаст правильные вопросы.

— А при жизни Белинды вы тоже прореживали Холлисов лес?

Кен Хелм провожает Сьюзи к пикапу. Услышав эти ее слова, он резко останавливается.

— Я слова о Белинде не сказал.

— Верно-верно, — тут же соглашается она.

«Он как пить дать что-то знает!»

— У вас какие-то вопросы относительно нее?

Кен делает руку козырьком над глазами — вроде как от солнца, и в результате выражения его лица но разглядеть.

— Да так. Ничего особенного. Я просто слышала кое-что о ней и Холлисе. Слухи.

— Что именно? Что это он убил ее?

«Боже правый, одна я ничего не знаю!»

Кен слепым взором смотрит на гору дров перед собой, его челюсти стиснуты.

— Да, мой вопрос об этом, — произносит Сьюзи как можно спокойнее, не желая спугнуть ценного свидетеля. — Я слышала, он мог.

— Это не слухи, — роняет Кен, — это факт.

Сердце Сьюзи пускается в галоп. С целью хоть немного унять бешеный пульс она, вслед Хелму, незряче смотрит на дровяную кучу, что вознеслась вершиной над крышей его дома и деревьями вокруг.

— И что, есть доказательства?

Кен свистит сквозь зубы псу, золотистого окраса ретриверу, слишком близко подошедшему к трассе неподалеку.

— Ну хоть какое-нибудь?

— А доказательство такое, — отвечает наконец он, — которое каждому в городе известно, кто хоть раз видел Белинду. Все знают, как он с ней обращался. А она ему прощала — и не семь, а семьсот семьдесят семь раз. Видели бы вы ее лицо — сами бы все поняли.