Иззубренный конец сломанной мачты разорвал поверхность воды в двадцати шагах от нас, отрезанный от плававшего внизу остова простиравшейся над ним серебристой плоскостью. Однако вскоре появилась черная рулевая рубка, бесформенная, с выбитыми окнами, но ее все еще можно было узнать. Появились крышки люков с тихим стоном, вызванным медленно вытекавшей вязкой водой и входившим в трюмы воздухом. Вскоре была видна уже вся палуба, с которой стекала вода, словно тяжелая ртуть.

Я опустил весло в воду и оттолкнулся, отводя лодку на некоторое расстояние, в то время как грумоходы были все ближе, и я слышал их голодный лай. Они заметили нас; они уже смыкали свои ряды, готовясь к нападению. Потом лодка ударилась о тяжелое дерево "Изабель", и я ухватился за леер, пока Кареглазка вскарабкалась на палубу. Я последовал за ней, все еще держа в руке весло, но второпях поскользнулся, лодка выскользнула изпод меня, и я упал, ударившись головой о черный корпус, и провалился в темноту...

Мои пальцы цеплялись за что-то твердое, я полз вперед и вверх, все еще в полубессознательном состоянии, подгоняемый ужасом перед хищниками, которые сейчас, возможно, уже почти настигли меня; как долго я был без сознания, как долго?.. Я с трудом приподнял голову и увидел силуэт Кареглазки на фоне яркого неба; она стояла надо мной, подняв над головой весло, и колотила, колотила по прыгающим вокруг нас тварям.

Я продолжал ползти, и палуба подо мной начала теперь приобретать форму. Я чувствовал, как грум слегка покачивает ее, и слышал отчаянный крик размахивавшей веслом Кареглазки.

- Убирайтесь отсюда, мерзляки, убирайтесь отсюда, убирайтесь!..

Я встал, шатаясь, пытаясь стряхнуть пелену с глаз; потом шагнул вперед и осторожно взял весло из рук моей Кареглазки, продолжавшей колошматить по неподвижным телам. Я сбросил три тела за борт. Трупы с приглушенным всплеском ударились о воду. Грумоходы немедленно накинулись на них, с низким сопением разрывая и пожирая собратьев. Вскоре они умчались по направлению к югу.

Кареглазка прижимала руки к щекам, начиная приходить в себя. Ее ноги и плечо были исцарапаны, а красивое платье разорвано и клочьями свисало с талии. Я обнял ее, подвел к крышке люка и усадил, потом разорвал остатки своей рубашки, намочил и начал промывать ее раны так осторожно, как только мог. У нее был глубокий порез на плече, из которого сочилась кровь, но ее прекрасная грудь была невредима, и я осторожно поцеловал ее, насухо вытирая. Потом я поколебался, но решил, что есть вещи поважнее скромности. Я поставил ее на ноги и снял остатки одежды. У нее было слегка поцарапано бедро, я промыл его и поцеловал и вымыл ее всю, пока она не начала улыбаться и погладила меня по волосам, когда я стоял возле нее на коленях.

- Теперь ты, - настойчиво сказала она, и я разделся; она обмыла меня, медленно и очень тщательно. Я даже не заметил, поранился или нет. Она отступила на шаг и окинула меня долгим и откровенным взглядом, потом улыбнулась.

- Кто говорил, что с нами никогда ничего не случится? - сказала она.

Глава 17.

Со сломанных мачт и искореженных труб стекала слизь, они были облеплены водорослями; мы пришли к выводу, что они застряли в морском дне, удерживая там "Изабель", пока грум не усилился. Потом, наконец, они освободились, и корабль, потерявший большую часть палубного груза, быстро всплыл, приняв у поверхности нормальное положение.

Никто из нас вовсе не торопился сообщить о новости в Паллахакси.

Какое-то время мы лежали на палубе, приходя в себя, пока жаркое солнце подсушивало наши раны, и искрившаяся кристаллами Кареглазка напоминала прекрасное творение ювелирного искусства. Нам казалось излишним снова одеваться, в пределах видимости не было никаких судов, так что мы гуляли по палубе, которая сама начала блестеть по мере того, как высыхала пропитанная водой древесина.