Плевать, силы ещё были, хотя руки уже начали трястись. Пришлось сбросить все техники, даже Каменную кожу, и в этот момент меня мог прикончить любой псих с обычным ножом, не то что нацист с автоматом, но к счастью, то ли нежить напрямую зависела от лича, то ли сама по себе была недолговечной, но стрелять в меня никто не спешил. А если бы и стал, не факт, что я начал бы защищаться. Сейчас у меня была другая задача, и я катил перед собой четырёхметровый базальтовый колобок, сметая дома и улицы, а посреди этого безумия, стоял клуб, так и накрытый куполом из асфальта. Словно это могло бы помочь, если я не справлюсь.

— Ф… сё… — я осел прямо там, где стоял, больно ударившись лбом о каменную поверхность пятиметрового шара. — Б-больше… не… могу… взрывайся на хрен.

И словно именно этого он и ждал артефакт рванул. Я всей тушкой чувствовал, как внутри шара выплеснулась разрушительная волна, принявшаяся пожирать базальт. Полметра, метр, полтора. Она и не думала останавливаться. Два, два с половиной. Диаметр внутренней полости рос стремительно, но вдруг начал замедляться. Три, три с половиной, три и три четверти.

Скорость явно падала, от чего во мне робко проклюнулась надежда, заставив подняться на ноги и снова навалиться на шар, заставляя его катиться вперёд. Четыре, четыре с четвертью, четыре и треть. Я толкал изо всех сил, наматывая на шар новые слои почвы и превращая их в базальт. Четыре с половиной, четыре и две трети.

Мир сузился до громадного каменного шара, эдакой планеты в миниатюре, которую изнутри пожирала концентрированная смерть. Четыре и три четверти, четыре и девять десятых. Я понимал, что несмотря на то, что сейчас сжигал сам себя, больше, чем пару десятков сантиметров намотать просто не смогу. Даже это при такой площади уже будет подвигом. Но не сдавался, упорно толкая неповоротливый шар.

Пять! Прах достиг пяти метров и практически замер, отгрызая считанные сантиметры. Но когда он добьёт оставшиеся было лишь вопросом времени. Час, два, три, неважно. Главное, что мне удалось лишь отсрочить проблему, а не решить её. Можно ли считать это оправданием? Не знаю, но я сделал всё что мог…

— Когда-нибудь на твоей могиле так и напишут. — меня словно нашкодившего щенка вздёрнули в воздух, заставив зависнуть прямо напротив глаз Матушки Зимы. И товарищ Сикорская была очень не в духе. — Что внутри?

— П… п… — к этому моменту я уже даже говорить не мог, в глаза всё расплывалось, а сознание держалось на честном слове. — Прах…

— Значит последний камень Харада нашёлся, — удовлетворённо кивнула Татьяна Игоревна. — Вот уж не ожидала, что он может здесь оказаться.

— А… не… не… рбе… — я хватал ртом воздух, заставляя лёгкие работать. — Лич… вос… стал… не… жить…

— Гауптштурмфюрер СС Дитрих фон Ашенбах, — мгновенно опознала врага сильнейший советский Архонт. — Пропал без вести в сорок втором. По времени совпадает. Похоже планировал диверсию, в попытке остановить наше наступление, но сам сгинул. Ладно с этим разберёмся.

— П… прах. — я держался уже даже не на крупицах силы, а чисто на воле, — он… вы… ры… ва… ется…

— Ничего, у меня не вырвется. — Одними губами улыбнулась Зима-Мама и укутала мой шар метровым слоем крепчайшего льда, окончательно превращая его в самый большой снежок в мире. — Да и ты тоже. И мне очень интересно узнать, ты специально собираешься оставить мою внучку вдовой ещё до свадьбы или это… вот засранец.