И вот знала же, что это плохо — брать себе чужое имя, но как-то не рассчитывала, что окажусь кому-то должна. Я вообще не привыкла быть кому-то должна. Отец всегда говорил, что долги — это хомут на шею.

— Я могу показать вам расписку. Ваш папенька, когда был в наших краях, взял у меня в долг крупную сумму, а после этого пропал, не утруждая себя выплатами. Мне бы не хотелось, чтобы этот долг лег на ваши хрупкие плечи… — произнес он многозначительно.

— Долг, о котором я не знала и который вы не торопились взыскивать до моего появления, — поправила я. — И для этого я должна работать на вас? Подругой вашей дочери.

— Совершенно верно.

— Ваша Милость, а вам никогда не говорили, что вы бессовестный?

— Вы тоже об этом слышали? — усмехнулся Себастьян, останавливая меня на дорожке.

— Знаете, а все-таки зря вы так, — повернулась я к мужчине лицом, отдавая ему его камзол. — Настоящая дружба не покупается.

— А любовь? — спросил герцог, склоняясь ниже, нависая надо мной.

Он явно намеревался меня поцеловать, нарушая мое личное пространство. Не только отсутствие совести, но еще и неслыханная наглость. Мужчина вел себя вызывающе дерзко.

— А любовь тем более, — ловко увернулась я и прошла чуть дальше, вспоминая своего алчного супруга. — Если за чувства приходится платить, то такие чувства не стоят ни гроша. Как только ваши деньги иссякнут, вы останетесь один.

— Мои деньги никогда не иссякнут, — проговорил Себастьян с уверенностью.

— Тогда мне жаль вас вдвойне. Ваш мир никогда не будет настоящим. Как и мой.

Последнее я произнесла едва различимым шепотом. Да, говорила о себе, вспоминая розовый замок, в котором предпочитала жить до попадания в этот мир. Розовые же очки не давали мне видеть сути, и отчего-то именно в этом мире я прозрела. Парадокс: стоило остаться без копейки, без постоянного контроля со стороны Ромы, как ко мне вернулся разум.

Хорошо еще, что о еде и крыше над головой беспокоиться не приходилось, иначе бы этот урок был во много раз жестче.

— Мамочки, что это? — мигом сделала я несколько шагов назад и на всякий случай спряталась за спину герцога, потому что часть парка с очередным фонтаном мигала разноцветными огнями, будто на дискотеке.

— Вы никогда не видели поющих аухов? Вы действительно издалека.

— Я же говорила, — слегка выглянула я, с любопытством высматривая тех самых поющих аухов.

— Я помню.

— И? Что они делают? — наконец заметила я маленькие разноцветные снежные комки, что весело перескакивали с места на место.

Они завораживали. Кажется, состояли из множества светлых волосков. Отсюда я могла разглядеть большие разноцветные глаза. Именно они давали это сияние. Чем ближе подводил меня Себастьян, тем больше они становились. Не слишком маленькие, но на двух ладонях один такой аух уместился бы. Руки прямо-таки чесались от желания подойти и погладить их. Да хотя бы одного!

— Поют и танцуют. Говорят, они раньше служили феям, — ответил мужчина, выводя меня из-за собственной спины. Смотрел на меня как на малое дитя — любопытное и неразумное.

— Почему перестали? — неотрывно следила я за милыми существами.

— Потому что феи изменились, — вдруг процедил герцог зло, вынуждая меня посмотреть в его глаза.

В них расстилалась такая ненависть, что я на миг забыла, как дышать, а по спине прошелся холодок вполне обоснованного страха. В конце концов, я занимала тело одной из фей. Да только герцогу понадобилось всего мгновение, чтобы совладать со своими эмоциями.