|
Как раз вспомнил — я собирался поговорить с тобой о Джойс. Она несчастна, Морис. О, я вовсе не хочу сказать, что она вызывает жалость, ничего подобного, она с головой окунулась в хозяйство — тебе очень повезло в этом. Но счастливой ее все-таки назвать нельзя. Думается мне, она считает, что ты бы никогда на ней не женился, если бы не нужна была мать для маленькой Эми. И здесь не все ладно, потому что ты бросил дочь на ее руки вместо того, чтобы помочь и заняться девочкой вместе с нею. Она молодая женщина, Морис. Я знаю, что у тебя дел по горло и человек ты добросовестный. Но это не оправдание. Вот хоть сегодня утром. Какой-то дурень закатил скандал из-за того, что Магдалена плеснула капельку чаю ему в мармелад, вот и вся беда, черт побери. Джойс уладила дело, а потом сказала мне…
Он замолк, когда его ухо, в ту же секунду, что и мое, уловило стук наружной двери, ведущей в жилую часть дома. Затем, услышав знакомые голоса, он поднялся со стула возле стола, чтобы, как только откроется дверь, быть на ногах. — Потом доскажу, — шепнул он. Чета Мейбари вместе с Джойс вошла в столовую. Я направился к буфету посмотреть, достаточно ли вина к обеду, и заметил, что Даяна последовала за мной. Джек, как всегда, проявлял к отцу легкую снисходительность, так как, по его мнению, неразумно ожидать, чтобы в семьдесят девять лет человек сохранил безупречную физическую форму. Джойс осталась с ними. — Итак, Морис, — то ли спросила, то ли констатировала Даяна, умудрившись превратить пару слов в образцовый пример сверхъестественно точного произношения. Уже одним только тоном она давала понять, что без всяких усилий сумеет поднять вас на такой уровень, где пустая болтовня станет просто неуместной. — Да, Даяна. — Морис… вы не возражаете, если я задам вам вопрос? В этих словах, как в миниатюре, предстала вся Даяна — любуйтесь. У меня возникло искушение ответить — и ответ был бы недалек от истины: — Возражаю, клянусь богом, если вы, действительно, хотите узнать слишком много. Но я заметил, что вместо ответа уставился в глубокий вырез ее змеино-зеленого платья, который тоже демонстрировал Даяну — любуйтесь, — и промычал что-то нечленораздельное. — Морис… почему у вас всегда такой вид, будто за вами гонятся? Почему вы чувствуете себя таким затравленным? Она говорила так четко, словно помогала мне вести счет ее слов. — Я? Затравленный? Что вы имеете в виду? По-моему, никто за мной не гонится. — Тогда почему у вас такой вид, будто все время вы ищете от чего-то спасения? — Спасения? Но от чего? Если от подоходного налога, векселей, которым подходит срок в будущем месяце, от приближающейся старости и тому подобных вещей, то мы все… — От чего вы хотите избавиться? Снова стараясь сдержаться, чтобы не ответить резкостью, я посмотрел через ее плечо — такое гладкое и загорелое. Джек и отец говорили оба одновременно, а Джойс старалась выслушать каждого. Понизив голос, я произнес: — Скажу вам в другой раз. Например, завтра во второй половине дня. Буду ждать вас за поворотом в половине четвертого. — Морис… — Да? — почти процедил я сквозь зубы. — Морис, почему вы так невероятно настойчивы? Что вам от меня нужно? Я почувствовал, как из кожи на груди выступила капля пота. — Причина моей настойчивости в том, чего я от вас добиваюсь, и если вы не догадываетесь, что же это такое, могу в ближайшее время все показать наглядно. Так придете туда завтра? Именно в этот момент Джойс позвала к столу. — Давайте начинать? Вы все, должно быть, очень проголодались, обо мне и говорить нечего. |
