Но дико даже не это. Дико, что живой человек делал вещи, о которых другим живым и подумать-то нестерпимо. Живой вел себя, как нелюдь. Дико настолько, что почти жутко.

Нет, конечно, Тео хорошо помнил историю. Была Охота на ведьм, была Мировая война, было то, что теперь называют Кромешным Бунтом и Мертвыми годами, были массовые расстрелы и убийства газом, пытки, каторга, где тоже убивали тысячами — все это правда. Но ведь ученые считают, что первые массовые убийства начались именно тогда, когда альтернативная смерть перестала быть единичным явлением.

В любом учебнике написано, что способность убивать себе подобных исключительно ради удовольствия есть первый признак мертвяка, как и наслаждение смертью вообще. Именно исходя из этого государство создало СБ, а Тео служит в СБ.

Ведь не может же живой человек… здесь какая-то явная ошибка.

Когда позвонил Хольвин, у Тео только усилилось явственное ощущение, что вокруг происходит нечто необычное и отвратительное. На совещание перед началом патрулирования он пошел в совершенно расстроенных чувствах.

А после обычных инструкций и плана на день полковник Огюстер неожиданно сказал:

— Еще предупреждаю всех ликвидаторов: удвойте бдительность и будьте предельно внимательны. Не поддавайтесь на провокации.

— Что, возможны провокации? — спросил Норм. У него имелся некоторый опыт на сей счет.

— Все возможно, — Огюстер вздохнул. Тео подумал, что полковник изрядно сдал за последнее время, он казался совсем старым в свои пятьдесят с хвостиком. — Не забывайте, что криминал, не связанный с дохлятиной — не наше дело. Во всех сомнительных случаях вызывайте жандармов. А то будет, как с тем нацистом…

Нацист вместе со своими дружками-единомышленниками, изрядно накачавшись спиртным, сперва лупил парнишку-эмигранта южных кровей, а потом вытащил нож. Ликвидатор, оказавшийся на месте быстрее жандармов, выстрелил в воздух и спустил пса. Потом было самое, что ни на есть, нервотрепательное и муторное служебное расследование, а газетчики орали в голос о том, как инквизиторы травят собаками живых людей. По непонятной причине нацист, попавший в больницу с прокушенным запястьем, оказался в глазах общественности более драматичной фигурой, чем юный южанин, отделавшийся сотрясением мозга и чудом не порезанный на ленточки.

Ликвидаторы мрачно разошлись. Никто из них и не ждал, что его назовут героем, если случайный горожанин будет спасен без надлежащих прав у спасателей. Судя по выражениям лиц, мысли их одолевали самые мизантропические.

Гарик, дожидавшийся в комнате дежурных, вскочил, виляя хвостом, но Тео остановил его:

— Сегодня со мной Рамон поедет. Отдыхай, — почему-то страшно стало брать сегодня щенка.

Гарик перекинулся, обиженно сказал:

— Ах, я же совсем не устал… Поедем нюхать, а? Хозяин, поедем, а?

— Мы с тобой вечером погуляем, — сказал Тео.

Гарик опечалился, снова перекинулся и лег, свернувшись на вытертом диване пестрым колечком. Из коридора Тео окликнул Феликс:

— Господин капитан, мы готовы! — он улыбался во весь рот, у его ноги сидел наконец вернувшийся в строй бесценный Рамон, черный и блестящий, и тоже ухмылялся во всю пасть, показывая сахарные клыки.

— «Ради жизни и счастья живых — снова в бой!», — процитировал Феликс с веселым пафосом.

Но Тео настолько томили дурные предчувствия, что даже энтузиазм команды его не развеял и не обрадовал. Он только погладил Рамона, потрепал по шее подошедшего Сапфира и протянул им по кусочку печенья.

— Поехали, ребята.

В машине Рональд с хмурым видом слушал радио. Его физиономия — глубоко посаженные глаза, густые брови, сросшиеся на переносице, и каменные скулы — с трудом выражала оптимизм, даже когда владелец физиономии был оптимистически настроен.