Как бы Хольвин ни пытался это представить, дикие звери есть дикие звери. Хоть ты сто раз Хозяин и посредник. И охотиться на других живых существ, а потом их есть — для волков совершенно нормальное дело. Поэтому авантюра Хольвина Тео волновала. И его тон волновал помимо авантюры.

Но день и без того выдался тяжелым.

С утра, еще до звонка Хольвина, Тео привел в дурное расположение духа рассказ эксперта-кинолога СБ, милейшего Дэвиса, с которым он остановился выпить кофе перед началом патрулирования.

— Сегодня в семь ездил в Замок Справедливости, — мрачно сообщил Дэвис, поправляя очки. Его собака, красавица Пурга, крупная ищейка чепрачной масти, в виде вполне собачьем, сидела у его ног, всунув длинный благородный нос между его колен. — Жандармы вызвали взглянуть на задержанного. Помнишь ту историю об Автолюбителе?

Тео кивнул. История просочилась в газеты, говорили о десяти убийствах, совершенных одним сумасшедшим мерзавцем. Он сбивал молодых женщин машиной, проезжал по упавшим, ломая позвоночник и впечатывая в тело следы протектора, а потом, если удавалось, насиловал искалеченных и умирающих. Выживших потерпевших не было, толковых свидетелей тоже, но жандармерия приложила к поиску все силы. Ликвидаторам тоже выдали ориентировки; никто не сомневался, что серийный убийца — мертвяк.

В учебниках по танатологической криминалистике всегда ясно говорилось, что сексуальный садизм является признаком мертвяка в сорока процентах случаев, педофилия — в восьмидесяти процентах, а мании садистско-некрофилического характера указывают на мертвяка почти определенно. Другими извращениями мертвяки отличаются много реже — все, что может содержать хоть каплю эмоциональной близости с партнером, для них неприемлемо. Исходя из всего этого, ликвидаторы не сомневались, что суда над Автолюбителем не будет — его просто упокоят и сожгут, как любую ходячую погань.

— А что, жандармы отличились? — Тео поднял чашку кофе, как заздравный кубок. — Коллег можно поздравить и тебя тоже. Ликвиднул гада? Тошно было?

— Нет, — буркнул Дэвис. Пурга просунула морду дальше, до самых ушей — она не хотела смотреть на Тео. — Знаешь, товарищ, этот гад — не мертвяк.

— Значит, это не тот, — сказал Тео легкомысленно и откусил от песочной полоски с патокой. — Ребята, хотите пирожков? Совсем неплохие сегодня…

Потянулся только Гарик. Дэвис сердито сказал:

— Тот самый, капитан. Жандармы его просканировали по полной. Протектор, смывы с колес, пальцы, кровь, сперма… Тот самый гад, будь уверен. Привязали железно. Находиться рядом — тошнит. Но не мертвяк.

Тео поставил чашку и тронул Пургу за кончик атласного уха:

— Эй, красавица, ты не ошиблась?

Пурга дернула ухом и тяжело вздохнула, так и не взглянув на него. Дэвис сказал:

— У охранников в Замке свои псы. Его уже нюхали. Нас вызвали, чтобы убедиться, понимаешь? Пурга никогда не ошибается. У нее тридцать семь ликвидаций, не нос — алмаз, а ты говоришь… Этот подонок — живой, Тео. Когда моя псина обнюхала и отошла, он заверещал, как резаный: «Убедились, что у меня есть права, мусорье позорное? Звоните адвокату!»… Меня чуть не вырвало.

Мордочка Гарика подсунулась под руку Тео, и он машинально погладил щенка. Информация тяжело укладывалась в голове. Живых членов общества не убивают… Значит, будет суд, который приговорит гада к заключению в тюрьме… если в тюрьме гад не станет мертвяком и его не упокоят надзиратели, что вполне возможно, то через несколько лет он выйдет на свободу, что возможно не в меньшей степени.

Но дико даже не это. Дико, что живой человек делал вещи, о которых другим живым и подумать-то нестерпимо.