— И как тут охота? — спросил я.

Мой вопрос, кажется, немало повеселил его.

— Лучше не бывает, — последовал ответ, — дичи хоть отбавляй, к бабке не ходи, вот только никому, кроме юного Джима Кордера, она не нужна! — Он подмигнул трактирщику.

Хозяин глухо заворчал, и гость, как видно, признал в этом смех, потому что и сам расхохотался — дико и не очень приятно. Я пришел к выводу, что «юный Джим Кордер» — неистощимый источник местных шуток.

— Кажется, вы зайца с куропаткой не перепутаете, — произнес я, — так что поверю вам на слово.

Сказанное заставило хозяина вновь издать грудной рык, а мой новый знакомец, егерь, и вовсе зашелся в порыве диковатого хохота.

— Вот что я вам поведаю, сэр, — вскоре проговорил он, — эти птахи признают меня за отца родного, точно-точно. Я с ними поутру здоровкаюсь, а они давай мне кланяться, уж поверьте.

Смех утих, и я почувствовал, что пришла пора расспрашивать.

— Сдается мне, — начал я, — что нынче охотников здесь по пальцам сосчитать?

Оба мои собеседника помрачнели.

— Точно так, сэр, точно, — подтвердил егерь. — Он тут не ошибся, да, Мартин?

Мартин, трактирщик, что-то проворчал в ответ. Я догадался, что гость у него в немилости.

— Край наш, — продолжил егерь, широко махнув рукой куда-то в сторону, — гиблое место. Гиблое, точно, Мартин?

Мартин забурчал, а егерь украдкой бросил на него взгляд.

— Как сэр Бернем богу душу отдал, все пошло наперекосяк. Точно-точно, сэр. Все словно подменили. Зима аль лето, всякий день затишье. В Парке безлюдье, не тот он ныне, что прежде, а, Мартин?

Мартин снизошел до разговора, вынул изо рта трубку и выразил согласие:

— Точно так, Хокинс.

Минуту или две все молчали. Хокинс с Мартином как будто погрузились в размышления об упадке Аппер-Крос-слиз, и я никак не мог отделаться от ощущения, что в глубине души Хокинс рад этому.

— Леди Каверли, конечно, по-прежнему живет в Парке?

— спросил я.

— Угу. — Хокинс кивнул. — Меня не выгнала, меня да женку мою, да, не выгнала, ибо она самая что ни на есть леди. Но все поменялось, покатилось кубарем. Точно, Мартин? — спросил он, хитро глянув на невозмутимого трактирщика.

— Точно так, — поддакнул тот.

— Лучшую часть дома заколотили, — сообщил Хокинс.

— Лошадей нету, карет нету, никого нету, только мы с моею старухой.

— Но должны же быть еще слуги, — вставил я.

— Дык моя старуха! — торжественно возгласил Хокинс.

— Я так и говорю!

— Иными словами, леди Каверли живет одна в поместье только, э-э, с миссис Хокинс?

На мой вопрос ответил трактирщик Мартин:

— Все наперекосяк, — заметил он и опять отправил в рот трубку, которую вынимал лишь ради меня.

— Да тебе и половины не ведомо, — заявил Хокинс. — Вот чем я, к примеру, занимаюсь? Вот ответь-ка, чем?

Произнеся это, он многозначительно посмотрел в глаза трактирщику и умолк. Даже то, что он принял мое предложение вновь наполнить его кружку, не привело к последующим откровениям. Мне вкратце сообщили, каков будет урожай зерна и фруктов, но недавний обмен взглядами между трактирщиком и Хокинсом казался молчаливой договоренностью о том, что разговор о Фрайарз-Парке и так зашел слишком далеко.