|
Туда чередой, без всякого вызова, идут колхозники и требуют, чтоб члены комиссии выслушали их. Группа доярок притащила в правление охапку гнилой соломы — такой соломой им приходится кормить стельных коров. Конюх Савелий Покатилов подъехал к правлению на расписном возке, запряжённом парой сытых коней, и пожаловался членам комиссии, что его, здорового человека, Калугин второй год держит кучером своей председательской выездной пары, тогда как остальные лошади на конюшне остаются без ухода.
Шофёр Сёма Пыжов, ругаясь на чём свет стоит, привёл членов комиссии на хозяйственный двор, где под открытым небом ржавели три почти новеньких грузовика. «Стоят, запасных частей не хватает, а правление и в ус не дует. А я по ведомости шофёром числюсь, бездельничаю, груши околачиваю!» — Что ж теперь станет с нами? — вполголоса спросила Александра. — Неужто по-честному жить начнём? — Обязательно перемены будут… По всему видно, люди больше Калугина не потерпят… — заверила Стеша и посоветовала Александре сходить в правление к членам комиссии и порассказать о непорядках на свиноферме. — Так ты уж написала об этом, — заметила Александра. — А вы не прячьтесь, лично расскажите. На ферму членов комиссии сводите. Это лучше всякого письма будет. — Ладно, схожу, — согласилась Александра. На другой день к Шараповым зашёл Кузяев. Он ссутулился больше, чем обычно, был явно чем-то встревожен и торопливо сообщил Александре, что комиссия заканчивает свою работу. — Большие грехи у Калугина обнаружили. А ваше со Стешкой письмо о списанных поросятах совсем его добило. Видать, загремит теперь Калугин с председательского стула. Да, пожалуй, и другим не удержаться. Говорят, на его место кого-то из города пришлют. Так что, сестрица, надо порядочек на ферме навести… чтоб блестело всё, играло, чтоб всё в полном ажуре было… — Какой уж там ажур! — с раздражением сказала Александра. — А ты постарайся, ребятишек кликни, девчат, — настаивал Ефим. — Да вот ещё что. Надо тебе на отчётно-выборном собрании с критикой Калугина выступить. Так, мол, и так — запустили ферму руководители, поросят разбазарили. А я тебя поддержу, тоже словечко молвлю. Александра усмехнулась: — Ты что же, Ефим, хочешь сухим из воды выйти? Я, мол, не хозяин над фермой, знать ничего не знаю. — Всем головы сносить всё равно не будут. Кому-то и оставят. А нам с тобой с новым председателем ещё работать придётся — вот и надо с ним поладить. — И Ефим обратился к вошедшему Гошке: — Почитал бы я, какие у тебя там фактики записаны. А потом бы для пользы дела начальству всё и высказал… Гошка с недоумением покосился на мать: с чего это дядя так заговорил? Александра молчала. — Конечно, если секреты какие, тогда не настаиваю, — заметил Ефим. — Никаких секретов, — сказал Гошка и, достав из портфеля дневник, протянул дяде. — Возьмите, если нужно… Заметив, что брат собирается уходить, Александра вновь завела разговор о кормах. — Да, задачка, — почесал в затылке Ефим. — Я уж председателю все уши прожужжал: поросята, мол, с голодухи скоро клетки грызть будут. А запасов в колхозе никаких, хоть у соседей побирайся… — На Малой Гриве сено должно быть, — напомнила Александра. — Ещё летом там стог сена сметали. Ефим замялся: — Да его уже давно вывезли, коровам скормили. — А всё же посмотреть надо, Ефим, может, где забытое какое лежит… — Ладно, поищем, — согласился Кузяев. |
