Ее глаза блестят от слез и гнева, губы дрожат, она силится сказать что-то…
— Нет, нет, нет…
Это слово выскакивает из ее рта, соединяется в нескончаемую мучительную цепочку.
Я не слышу. Не хочу слышать.
И она кричит:
— Это неправда, Бирс! Скажи мне, что это неправда, и я поверю тебе!
Я подношу дуло револьвера к своему виску.
Бормочу то, что всегда бормотал. Слова выходят легко, словно они запрограммированы в моей голове.
— Не помню. Ничего не помню.
Все так просто. Легкое нажатие на теплый кусок металла под указательным пальцем, мгновенная агония.
И не будет больше такой вещи, как память. Не будет боли. Ничего больше не будет.
Я чувствую сильный удар по затылку. Старая боль, знакомая.
Открываю глаза. Падаю. Слышу голоса.
Надо мной стоит человек с оружием в руке. На рукоятке кровь.
Я смотрю на его китайское лицо и думаю: «Ага!..»
Лежа на полуподвале, оглушенный ударом, я наконец прихожу в себя. У этого лица есть имя. Два имени. А я — дурак, самый глупый человек на свете.
Поднимаюсь. Мой револьвер катится по полу. Вижу Без Имени и остальных китайских подростков. Они нервные и немного испуганные, потому что вся ситуация приняла оборот, которого они не ожидали в своих подростковых фантазиях. Кто-то должен умереть. Это пугает их и одновременно волнует.
Человек, стоящий надо мной, смотрит на Элис Лун. Она подошла ко мне и неуверенно наставила пистолет мне в лицо. Ствол дрожит. Китаец держит собственное оружие дулом вниз. Уверенно.
— Слушайся своего дядю Джонни, — слышу я собственный спокойный голос и вижу ужас в ее глазах. — Или мистера Хо. Уж не знаю, как ты его называешь.
— Ты знал, — говорит она, и это не вопрос. — Думаю…
Ее лицо тревожно, даже нерешительно.
— …думаю, ты умеешь прятать эти вещи, Бирс. Даже иногда от самого себя.
Это правда? Я понятия не имею. Все, что знаю, это то, что не могу оторвать глаз от стоящей рядом с ней фигуры китайца с худым, покрытым шрамами лицом и тощим телом в темной куртке с капюшоном. Своей улыбкой он может издали распугать детишек. Элис этого не видит: как-никак родственник.
Джонни слегка кланяется.
— Конечно, он знал, — говорит он. — Он не дурак. Я же тебе говорил, детка. Он давно это понял, много лет назад. Когда он убил твою маму и всех других людей.
Джонни подходит и бьет меня ногой под дых. Не так больно, как могло бы быть.
— Бирс знал, что я убежал. Я правду говорю? Он просто не ожидал, что я вернусь.
Сейчас я почувствовал сильную боль в животе. Это не самое худшее, что происходит в этот момент.
— Нет, — вздыхаю я. — Я его не знаю. Я никогда не делал ничего…
Я смотрю Элис в глаза.
— Я уверен. Этого человека я вижу впервые. Моя амнезия прошла. Должно быть, удар по голове так подействовал. Извини…
Ее пистолет, направленный на меня, больше не дрожит.
— Ни ты, ни кто-то другой в это не поверит, — добавляю я. — Я тебя не виню.
Я трясу головой, стараясь прояснить мысли, и хорошенько оглядываю китайца.
— Значит, ты убежал? А потом вернулся?
— Вот теперь правильно.
Он гладит себя по лицу.
— Получил это в Сингапуре. Нравится?
Джонни держит в руке небольшой тупорылый пистолет. Похоже, не знает, над кем посмеяться. Надо мной или над своей племянницей, которая, что нехарактерно для нее, не видит, что происходит. У Элис на глазах слезы, и мне кажется, что ей это нравится, потому что слезы смягчают гнев от открывшейся ей правды. |