Я встал на колени и сунул в яму правую руку. Наконец дотянулся пальцами до мягкого знакомого предмета, покрытого грязью и заплесневелыми листьями. Вытащил его наружу.

На лужайку упал старый школьный портфель Рики, синий с красным кантом. На момент его гибели в школе были каникулы. Поэтому портфель ему был не нужен.

Элис смотрела на меня, пока я отряхивал паутину и грязь. Затем я расстегнул пряжки.

Мириам уложила все в три полиэтиленовых мешка для мусора, чтобы внутрь не попала вода. Я быстро открыл их. Внутри в пластиковых пакетах лежали три видеокассеты.

— Ты знал? — спросила она, и мне не понравился тон ее голоса.

— Догадывался. По крайней мере… Ты знал.

Сколько раз задавали мне этот вопрос? С тех пор прошла почти четверть века. Знал ли я? А если не знал, то что теперь думает Элис?

— Как ты мог до этого додуматься? — допытывалась она.

— Дело в том, что, когда живешь с женщиной, начинаешь понимать, как устроена ее голова.

Даже когда она оказывается другим человеком, в открытом платье с разрезом.

Элис я не убедил. Если честно, я ее в этом не винил. Тем не менее она сказала:

— Ты не должен…

— Нет. Должен. Мы должны.

Я отнес находку в подвал. Элис последовала за мной. Стэп и Маккендрик сидели молча. Я поднял кассеты.

Без Имени по-прежнему был там, и по какой-то причине мне это показалось странным. Это было наше частное дело. Спокойный, озадаченный Пол мне не мешал. А вот Без Имени…

Я бросил ему еще денег.

— Это твои чаевые, — сказал я. — Иди на улицу. Послушай радио. Скажи дружкам, что я дам еще, когда мы уладим наш частный бизнес.

— Что за частный бизнес? — спросил Без Имени. Я показал ему кассеты.

— Частный бизнес. О'кей?

— О'кей.

Он пожал плечами и вышел.

На двух кассетах были проставлены даты. На третьей ничего не было написано. Не зная почему, я взял ту, что была без наклейки, вынул кассету, стоявшую в видеомагнитофоне, вставил новую и нажал на кнопку.

Элис была подле меня. Я смотрел на экран. Кажется, она сжала мне руку, хотя я не уверен. Спустя мгновение отошла от меня и встала в дальнем конце комнаты, за Маккендриком и Стэпом, рядом с напуганным, смущенным Полом.

Я был ей благодарен.

На экране появился клуб. Внизу дата, похожая на маленькую татуировку: 25 июля 1985, 12.52. Я вижу Мириам, свою жену. Она лежит обнаженная на какой-то кровати, лицом к камере, волосы разбросаны по подушке. Над ней мужчина. Они… занимаются любовью. Это — вежливое, но неправильное название. Они случаются. Грубо, как животные, и крики, исходящие изо рта Мириам, не те звуки, что знаю я. Я слышал тихие, любящие, взволнованные стоны. Сейчас я слышу рычание, в котором не удовольствие, не боль, а что-то среднее. Страсть, любовь в этом известном всем чуде полностью отсутствуют.

Я не могу понять, кто этот человек. Все, что вижу, лишь затылок. Темные волосы, бледная кожа. Изображение черно-белое. Это не помогает. Однако мне и не хочется его видеть. Такую Мириам я никогда не знал.

Меня охватывает дрожь. Я подхожу к видеомагнитофону и начинаю нажимать на кнопки. Ничего не работает.

Тем временем они доходят до апогея. Крики усиливаются. Она употребляет слова, которые с ней никак не вяжутся. Она орет и закатывает глаза.

Я отчаянно борюсь с машиной. Хочется выстрелить в экран.

Но тут изображение пропадает. На экране появляются прерывистые линии, слышится шипение.

— Это стоило миллион долларов? — спрашивает Кайл Маккендрик.

Я, сам не зная как, направляю в него дуло револьвера и еле сдерживаюсь, чтобы не отстрелить его уродливую голову.