Элис врезалась в ворота, и на нас обрушились цветущие ветки.
Элис закричала, и я тоже. Земля убегала от нас, но этого не должно было случиться: прежнего пустыря не было. Мы прорвались сквозь старую дощатую дверь и оказались на вершине крутого холма. Под колесами ревущего мотоцикла исчезла земля.
Я перегнулся, посмотрел вниз. В голове вихрем неслись мысли… Все, что нужно сейчас сделать, это — приземлиться среди брошенных холодильников и других предметов, разбросанных на мертвой земле, однако земля эта оказалась на тридцать или сорок футов ниже, чем когда-то.
Закричал кто-то еще, послышались и другие голоса.
Среди них — детские.
Мотоцикл взлетел в воздух. Я приподнялся на подножках, взял Элис за хрупкие плечи и посмотрел вниз. Перед нами было море лиц. Дети не старше пяти или шести лет. Их были сотни… Нет, со второго взгляда понял: самое большее — дюжина.
Мой мозг сделал то, что обычно бывает в подобных случаях: свернулся в клубок, где понятия «быстро» и «медленно» не значат ничего, они просто сталкиваются друг с другом, снова и снова. Не помогло и то, что теперь я разглядел окрестности. С тем же успехом это мог быть Марс. Улицы и дома, фабрики и низкие серые административные здания разбежались во всех направлениях. В «мое время» здесь не было ничего, кроме бесконечных пустырей и редких нелегальных сараев.
Мы взлетели, рассекая воздух. Я видел маленькие качели, игрушки: кукол, зверюшек, настольные игры. Возле песочницы выстроились в ряд голубые ведерки.
Но главное, что бросились в глаза, — это дети: мальчики и девочки, в шортах, футболках. Они весело играли в своем крошечном мире, в мире, где могут жить только дети, и в этот момент с неба на них стали падать двое сумасшедших на ревущем мотоцикле.
Кто-то превратил мертвую землю в детский сад и не догадался предупредить об этом меня.
Более благоразумные рассыпались по сторонам.
Элис кричала, вцепившись в руль. На пути следования мотоцикла стоял толстый ребенок, человеческая мишень. Должно быть, не понимал, что на него мчатся сотни фунтов металла и человеческой плоти со скоростью сорок миль в час.
Кричать «прочь с дороги, толстяк» было бессмысленно. Я вспомнил о трюках, которые выкидывал много лет назад на берегу Покапо. В тысячную долю секунды подумал, что делал это ради бравады. Пассажиров со мной тогда не было.
Не было и перекормленных младенцев, вросших в землю. Никто не стоял в нескольких футах от меня, раскрыв рот.
Я резко наклонился вправо, положив мотоцикл набок. Услышал визг Элис. Она не хотела, чтобы мотоцикл перевернулся. Правда, и выбора у нее не было.
«Кавасаки» наклонился к земле под углом в сорок пять градусов. Грязь разлетелась во все стороны. Я притянул Элис левой рукой за талию и держал крепко, а сам подался вперед и ухватился за руль. Правой ногой надавил на тормоз. При торможении шлем слетел с головы и выкатился в песочницу.
Мы пролетели под углом футов десять, и байк наконец остановился, не задев ни одного ребенка, что удивило их не меньше, чем меня.
Это удивительное событие Элис отметила тем, что полетела головой вперед через руль и свалилась на пыльную землю в кучу пластмассовых блоков и игрушечных зверюшек. Она вскрикнула от боли и обернулась ко мне. Выражение ее лица было непередаваемым, я не сразу понял, что с ней случилось.
— О господи, Бирс! — воскликнула она и схватилась за левую руку.
В ее глазах стояли слезы.
— Я сломала запястье. Ты сломал мне запястье.
Благодаря чуду я остался сидеть на мотоцикле. Мотор продолжал рокотать подо мной. Толстый мальчик подошел ко мне. Он оказался чуть старше, чем я подумал. Возможно, ему было семь лет.
Мальчик протянул руку и сказал:
— Круто! Меня зовут Тим. |