Она ведет его в клуб «НЛО», где люди могут удовлетворить свою потребность веры в иных, нежели майор Эд и даже Мистер Эд, космических существ. Яркие картины маслом, зажатые стеклами, пульсируют в такт музыке. Как собачки на лобовом стекле автомобиля, кивают в унисон лохматые головы. В воздухе висит пряный запах дыма. Что он делает здесь, в этом бессмысленном мраке, в то время как где-то далеко его ждет Вина? Или не ждет. Рядом с ним, замкнувшись в молчании, Она машинально обводит на салфетке буквы, составляющие название улицы: аНфоЛд-рОуд.  Благодаря ее каллиграфическим ухищрениям в названии улицы прочитывается название клуба — «НЛО».

Даже здесь, под землей, он чувствует себя астронавтом, парящим вовне, наблюдающим сверху. Охваченным экстазом. Ожидающим преображения.

Днем он гуляет по улицам города в поисках других Англий, более древних, стараясь сделать их реальными. ОН отвергает помощь наркотиков. Он пьян уже оттого, что здесь находится, от потрясающей, столь привычной неизведанности места. Заблудиться меж знакомых зданий, не иметь ни малейшего представления о плане города, целое хранилище образов которого скопил, как тебе казалось, за долгие годы, — одного этого достаточно, чтобы чувствовать себя как в бреду. Тут никакой косяк не нужен. Болтаясь без дела, восторгаясь великой грязной рекой и тусклыми рассветами, Ормус Кама, застигнутый врасплох, готов продать душу за аромат свежего дрожжевого белого хлеба.

В Бомбее был дрожжевой хлеб, точнее — его жалкое подобие: сухой, крошащийся, безвкусный — всего-навсего бледная копия его бездрожжевого собрата. Он был «ненастоящий». «Настоящим» хлебом был продававшийся с пылу с жару чапати  или фулка, тандури нан  или его более сладкий приграничный вариант, пешавари нан ; роскошью считались решми роти, ширмал  и парата . В сравнении с этими аристократами дрожжевой белый хлеб из детства Ормуса был незаслуженно бедным, как сказал бессмертный персонаж Шоу, мусорщик Альфред Дулиттл, о людях, подобных ему самому. Этот хлеб не выдерживал никакого сравнения с роскошными буханками, пышными и манящими, выставленными на продажу в витринах многочисленных булочных столицы — в магазинах сети «ABC», а тем более в «Булочных Челси». Ормус Кама ныряет с головой в этот новый мир, предавая без оглядки легендарный хлеб родины.

Каждый раз, проходя мимо булочной, он чувствует непреодолимую потребность зайти туда. Ежедневная покупка и потребление большого количества хлеба — это в некотором роде его первое эротическое впечатление от лондонской жизни. Как мягок и упруг он между зубами! Твердая хрустящая корочка и мягкая середина: какое чувственное наслаждение дает этот контраст! О белые хрустящие буханки 1965 года, нарезанные и целые! О большие и маленькие булки, датская выпечка, обсыпанные мукой шотландские булочки! О райское наслаждение, хлеб дрожжевой, накорми меня досыта! В публичных домах булочных Ормус без единого возражения платит за возможность аморального наслаждения буханкой. Она может достаться кому угодно, но как только монеты Королевства переходят из рук в руки, эти лакомые кусочки, эти любовные покусывания — его и только его. Восток есть Восток, думает Ормус Кама, а настоящий дрожжевой хлеб есть только на Западе.

Стэндиш купил ему гитару. Набив карманы свежими булочками, Ормус сидит в парках, пробуя разную технику игры, в поисках нового голоса, который бы соответствовал его новому бытию в этом новом для него мире. Первичный результат отличается от неистового хард-рока, которому он когда-то отдавал предпочтение и к которому он всегда будет возвращаться, если того запросит душа. Его новый голос, однако, нежнее, выше, тексты песен длиннее, мелодии сложнее, они пересекаются, взмывая вверх и обвивая друг друга, как танцоры.