|
Марко Сангрия, искренне считавший, что правда двадцатого века сокрыта от людских глаз, а его история — это тайная история, вершившаяся антихристами и изгоями, объявил, что суперфеномен «VTO» стал уж слишком одномерно очевидным, до вульгарности явным. Поэтому их успех был метафорой чего-то плоского и одномерного, метафорой низкой культуры. Он был укором их собственным фанатам. Осер, уроженец Мартиники, проповедник наслоения рас и культур, креолизации души , поставил своей задачей разоблачение Ормуса и Вины — почетной Пантеры Вины! — как людей, отказавшихся от своей расы, даже заискивающих перед расистами, подобно Дяде Тому[251]. После долгих исследований он опубликовал убойный труд на тысячу страниц, в котором вытащил из шкафов все скелеты семьи Ормуса, колониалистскую англофилию и мошенничество сэра Дария Ксеркса Камы, помешательство Ардавирафа, серийного убийцу Сайруса, а заодно и Спенту, изображающую на берегах Темзы английскую миледи; не забыл он и о Вине, ее матери — самоубийце и убийце, ее «стремлении» ездить на недоступных для чернокожих детей школьных автобусах и так далее. Из этого труда мы узнали, что Мэрион Египтус «умерла в нищете», так и не дождавшись даже телефонного звонка от маленькой девочки, которую она вырастила, — но там ничего не было сказано ни о детских страданиях Вины в городке Чикабум, штат Нью-Йорк, ни о том, что она в течение многих лет оплачивала все медицинские счета Мэрион. Мы также узнали, что отец Вины, покрывший себя позором индийский юрист и экс-мясник Шетти, много лет назад объявивший себя банкротом, теперь был бомжом, попрошайкой и влачил жалкое существование в одном из грязных кварталов Майами. Что же это за люди, лишенные всяких корней, вопрошал Осер, эти великие любовники, любящие только самих себя и презирающие свою семью, своих родных?
Один скелет все же не был извлечен из шкафа и не сплясал, постукивая костями, свой отвратительный танец у всех на глазах. Ровно через год и один день после свадьбы с Ормусом Вина вернулась в мою постель. Она приходила не часто, не надолго — но приходила. Она вернулась ко мне.
— Я тебе объясню, почему провалились атаки всех этих ядовитых перьев, — бормотала Вина в моих объятиях. — Это потому, что все любят возлюбленных. Я — возлюбленная, поэтому меня все любят. — Тогда что же ты делаешь здесь? — спросил я. — Это все тот же танец Амоса, — ответила она. — Если хочешь разгадать загадку, нужно сделать шаг не по правилам. Но это был лишь остроумный ответ. Были и другие объяснения. Одно из них заключалось в том, что Вина хотела спасти меня. — Посмотри на свою жизнь, Рай, — куда ты идешь, что делаешь. Ты ныряешь со своей камерой в выгребную яму человечества и, естественно, полагаешь, что все мы сделаны из дерьма. И здесь, дома, с этими плоскогрудыми, голозадыми вешалками, тоже ничуть не лучше. Так ведь? Эти девочки открывают рот только с одной целью, и вовсе, мать твою, не для того, чтобы есть или говорить. Взгляни на свою жалкую жизнь. Была ведь эта девушка, которая тебя любила, ты бросил ее, как ее звали-то? (Она знала, как ее звали. Это был ритуал. Она хотела заставить меня произнести ее имя.) — Анита, — говорил я. — Анита Дхаркар. Она предпочла остаться дома. — А ты просил ее поехать с тобой? — призывала меня к ответу Вина. — Даже если и просил, то делал это не так, как нужно, сердце твое было где-то далеко. Я расскажу тебе о твоей жизни. Твоя жизнь — грязь. Ты гораздо больше похож на Ормуса, чем ты думаешь, но только он — сама чистота и свет, а ты — грязь и тьма. Если ты — лучший товар на рынке, то нам всем надо сразу распрощаться с надеждой. |
