Вопрос, который я не хочу сейчас поднимать: я тоже сползаю в ад. Чем дольше мы репетируем, тем больше она отдаляется от меня, тем больше раздражает ее маленькая замухрышка, тем яростнее она нападает на Ормуса. Я не перестаю удивляться ее безграничному прагматизму. Ее девиз: все средства хороши, главное — чтобы был результат. Я все время думаю о двери в спальню Ормуса. Является ли эта граница запретной? Или она перейдет и ее в поисках сильнодействующего средства?

(Верь мне. Ты мне веришь?)

(Да, любимая, я верю тебе, малышка, правда верю. Может, я идиот, что верю тебе, еще один одураченный любовник. Еще одна рок-н-ролльная жена.)

За пределы ангара проникли слухи о разногласиях внутри него. Мира подозревает, что в утечке информации повинна замухрышка. Они всё чаще ссорятся; у каждой есть свое мнение, каждая твердо отстаивает свои идеи, стремясь заслужить уважение Ормуса Камы. Мира говорит Ормусу, что он позволяет морочить себе голову техническими штучками, ставит телегу перед лошадью.

— Вы как генералы с их хитрыми бомбами, — говорит она, — как мальчишки с их дурацкими игрушками. Я хорошо знаю клубы, — добавляет она, — я провела на сцене больше времени, чем вы все вместе взятые, вы просто сыплете умными словами, чтобы выглядеть круто, а сами ни черта не знаете. В клубах это все уже вчерашний день, и этого оказалось мало. Люди голодные, понятно? Техника их не накормит, я хочу сказать, что мы должны дать им что-то, чтобы утолить голод, дать пищу их душам.

Ормус слушает.

Но маленькая замухрышка наносит ответный удар, развивая хорошо закругленную теорию, что именно техника вернула музыку назад, к ее корням, которые таятся в атональных призывно-ответных ритмах Северной Африки. Когда рабы пересекли море и им запретили использовать их барабаны, их говорящие барабаны, они стали прислушиваться к музыке ирландских надсмотрщиков, к кельтским народным песням в три аккорда и превратили всё это в блюз. А после отмены рабства они вернули свои барабаны, и появился ритм-энд-блюз, а белые ребятишки подхватили его, добавили громкости, и родился рок-н-ролл. Он снова пересек океан, обратно в Англию и Европу, его трансформировали «Битлз», первая великая рок-группа, которая использовала стереотехнологию, и эта стерео-мутация вернулась в Америку в виде «VTO». Но техника продолжает развиваться, и теперь, с изобретением сэмплинга, можно накладывать даже самую старую музыку на новые звуки, и потом — оп-ля! — в хип-хопе, всё сначала, мы снова возвращаемся к призыву-ответу, назад в будущее. Техника — это не враг, убеждает малышка, техника — это инструмент.

— Что это? — вопрошает Мира, обращаясь к Ормусу. — Семинар по истории или рок-группа? Если она права, тогда музыка — это замкнутая петля, она мертва, пора расходиться по домам. Чтобы идти вперед, разорвать эту петлю, мы должны развивать то, что начала делать «VTO», к чему призывала Вина. Преодолевать границы. Втягивать в себя весь оставшийся гребаный мир.

Это тупик, и что интересно, Ормус, похоже, не желает или не может быть тут лидером и вести за собой. Решение проблемы приходит от Ино Барбера, благодаря которому все становится значительно проще. Ино все еще напоминает инопланетянина: он выглядит безупречно ухоженным в любое время дня и ночи, никто и никогда не видел, чтобы он ел, пил или писал, и он — сама невозмутимость. Ино зовет Миру и малышку к пульту микширования и спокойно говорит: «Я тут подумал, мы можем это объединить». И пока они слушают его электронные повторы, ритмы барабанов, звуки ситара и — да! — Винины импровизации, по мере того как он приглушает, выравнивает и смешивает это бурлящее акустическое варево, что-то проявляется, малышка берет свою гитару и начинает подыгрывать, находя нужные ритмы — или они находят ее, — купаясь в звуковой волне, и Мира начинает петь что-то джазовое, вперемежку со стихами Ормуса и индийскими бол[343], Ормус Кама расплывается в улыбке.