Когда Мира снова идет в Родопы-билдинг, я увязываюсь за ней и приношу Ормусу эти записи. Он принимает мой подарок, ставит Пери и даже терпеливо выслушивает то, что я хочу ему сообщить: что не только вся история оперы начинается с этих произведений, но и то, что этот миф преодолевает все культурные границы, его отголоски слышны в сказаниях об Одине[345], в кельтских преданиях и даже, мне кажется, в некоторых индейских сказаниях, и все эти версии положены на музыку, поэтому нужно поручить кому-нибудь все это раскопать. Я рассказываю ему о зарождении нового жанра — сольной песни под аккомпанемент — его жанра искусства! — во Флоренции шестнадцатого века, при дворе графа Джованни Барди, в конце 1570-х годов: целью песни было донести до слушателей смысл текста. Это был радикальный отход от положенного в основу мадригала принципа орнаментации с помощью деления на части, что сделало возможным появление оперы, арии и вообще всей современной традиции песни, вплоть до привязчивого трехминутного хитового сингла с Тин-Пэн-Алли[346]. Это все часть его истории, говорю я, и ему следует об этом знать.

Я пытаюсь описать ему картину первого исполнения оперы Пери во дворце Питти по случаю бракосочетания Марии Медичи с французским королем Генрихом IV и состоявшейся позднее премьеры оперы Монтеверди в Академиа дельи Инвагити во время карнавала в Мантуе, правитель которой, герцог Гонзага, был покровителем Монтеверди и Стриджо. Но прежде чем я пускаюсь в подробности о вариации строф, stile concertato[347] и тому подобное, он перебивает меня, очень мягко.

— Я понял, это старая сказка, ее уже исполняли раньше, особенно на итальянском, — шепчет он без всякого раздражения. — Думаю, так бывает с любой историей. Но то, что я пытаюсь здесь сделать, — это только мое, и я все-таки продолжу идти по своей тернистой тропе, если ты, конечно, не против.

— О'кей, извини меня, — смущенно бормочу я. — Я просто хотел заметить, что все сталкиваются с одной и той же проблемой. Дело в том, что она не должна быть спасена, понимаешь? Все так или иначе придумывают счастливый конец, но это неправильно. Я просто хотел обратить на это твое внимание. В конец концов. Вина не… — И здесь я останавливаюсь, прикусив язык.

— Хорошо, — говорит Ормус, не подавая виду, что слышал последние несколько слов. — Конец не счастливый. Я понял. Спасибо, что зашел.

— Вина все это знала, — глупо, даже несколько упрямо, мямлю я и отправляюсь домой.

(Кстати, говоря о классике, должен заметить, что Ормус положил на музыку «Dies irae». Должно быть, Мира продекламировала ему этот гимн и он явно не ограничился тем, что погладил ее по головке и послал прогуляться. «О Angry Day» — возможно, единственная песня в рок-музыке, слова которой переведены с латинского оригинала, написанного итальянским монахом тринадцатого века.