Харагуульный тайлбарлагч удивленно хлопал глазами.

— Освободите меня и моих воинов, — потребовал Дэлгэр. — Верните наше оружие и наших коней. Отдайте золото и голову разбойника, которая лежала в дарственном турсуке, и немедленно проводите нас к наместнику города. Тогда, возможно, я скажу слово в вашу защиту. И возможно, вам сохранят ваши жалкие жизни.

* * *

Задержанный говорил долго и сердито. Ханучаев начал кое-что понимать из сказанного. Не так уж и много, но начал. Вот только проку с того, если задержанный несет какую-то бредятину.

— Ну? Врубаешься? Че он там вякает? Кто такой ваще? — Грачев аж пританцовывал от нетерпения.

— А х-ху знает. — Ханучаев пожал плечами. — Хрен разберешь. Как будто монгол.

— Ох, них-х-яж, себе! — изумленно присвистнул Грачев. — А я-то думаю: чи калмык, чи китаец. Слышь, а почему монгол, а Хан? Ты же по-калмыцки с ним.

— Говорит, что монгол. А калмыцкий и монгольской — языки одной группы. Похожие они ну… как русский и украинский.

— А-а-а, — изумленно протянул Косов. — И че?

— Ни че! Какой-то странный у него монгольский.

— Хан, а откуда здесь ваще монголы взялись?

— Ты у меня спрашиваешь, Грач? — раздраженно фыркнул Ханучаев.

Задержанный заговорил снова.

— О! — подался вперед Грачев. — А теперь че п-с-тит?

Ханучаев, подавшись вперед, снова вслушивался в смутно, очень смутно знакомую речь, стараясь уловить общий смысл или хотя бы часть смысла.

— Ну? — никак не унимался сержант. — Че?

— Через плечо! — буркнул Ханучаев. — Умолкни, Грач. Я и так ни хера не понимаю, а тут ты еще в ухо квакаешь!

Грачев замолчал, но держался недолго. Не прошло и минуты, как сержант взмолился снова:

— Ну? Хан? А?

— Пургу какую-то гонит, — устало вздохнул Ханучаев. — Что-то про Чингисхана…

— От-м-дак, а! — скривился Грачев. — Мозги ему вправить?

— Погоди, — отмахнулся Ханучаев. Задержанный не умолкал, и лейтенант сосредоточенно вслушивался. — Еще про поход вроде, про войско какое-то треплется… Мля, дальше вообще не въезжаю. Матюкается, что ли?

— От-нах-х, чура нерусская! Я это… не тебе, Хан, не обижайся. Дай-ка я его сейчас…

Сержант медленно и демонстративно — чтобы задержанный видел — занес дубинку. Задержанный видел. Но не боялся. Только процедил сквозь зубы что-то явно нелицеприятное.

— Ты, Грач, того… не переусердствуй, — хмуро предупредил Ханучаев.

— А-х-ли?! Убудет от него, что ли? — Грачев скривил губы в садистской ухмылке. — Сопротивление сотруднику милиции при исполнении. Отмажемся. В первый раз, что ли…

Сержант чуть подергивал поднятой дубинкой, пугая и следя за реакцией задержанного. Задержанный не реагировал. Беззащитный человек в наручниках сидел невозмутимо — даже глаз не прикрыл.

— Крепкий, нах-х! — с каким-то уважением даже проговорил Грачев. — Другой бы давно сопли пустил. А этот — держится, мля! Ничего, щас-ля, мы его…

Сержант подступил вплотную.

— Тут, вишь, Хан, по почкам не катит — я пробовал уже, — со знанием дела объяснял Грачев. — Железо защищает, а как снять — не знаю. Ну а в бубен или по тыкве — самое то оно будет!

Взмах. Удар. Занесенная дубинка опустилась на голову задержанного.