|
. Можно и поругаться, но от этого не перестают любить друг друга. Последнее дело, когда сестры не поладят между собой. Девушка, встряхнувшись, высвободилась, и ссора возобновилась бы, но в это время Бюто, увидев, что дверь снова открылась, радостно воскликнул: – Жан! Ну и льет же с тебя! Прямо пудель! В самом деле, Жан, бегом прибежавший с фермы, как он это часто делал, прикрывался одним только мешком. Он промок до последней нитки; с него текли ручьи, но он курил трубку и весело смеялся. Пока он отряхивался, Бюто вернулся к окну и еще больше просиял, видя, что дождь все не прекращается. – Эх! Льет то! Благословение божие!.. Нет, ты погляди, как льет! Забавно! Затем он продолжал: – А ты кстати. Вот эти две грызлись тут… Франсуаза требует раздела и собирается уйти от нас. – Как? Эта девчонка?! – воскликнул удивленно Жан. Его влечение к Франсуазе успело перейти в бурную страсть, которую приходилось скрывать. Ничто не доставляло ему столько радости, как то, что он мог встречаться с Франсуазой в доме, где его принимали, как приятеля. Если бы он не считал себя таким стариком по сравнению с нею, он бы, кажется, уже двадцать раз сделал предложение. Тщетно он ждал – пятнадцать лет разницы между ними оставались теми же. Однако ни ей самой, ни сестре, ни зятю и не приходило в голову, что он может думать о ней всерьез. Поэтому Бюто и принимал его у себя в доме с такой сердечностью, не опасаясь никаких последствий. – Девчонка! Вот именно! – сказал он, снисходительно пожимая плечами. Но Франсуаза, уставившись в землю, упорствовала: – Я хочу получить свою долю. – Это было бы лучше всего, – пробормотал старик Фуан. Тогда Жан взял ее тихонько за руки и посадил к себе на колени; он держал ее так некоторое время, дрожа от прикосновения своих рук к ее коже. Он начал говорить своим добрым голосом, который все чаще и чаще прерывался, по мере того как он уговаривал ее остаться. Куда она пойдет? К чужим людям в услужение, в Клуа или Шатоден? Разве ей здесь не лучше, среди своих, в доме, где она выросла, окруженная любовью? Слушая Жана, Франсуаза, в свою очередь, смягчалась. Ей и в голову не приходило, что он влюблен в нее, и она повиновалась ему по привычке, по дружбе, отчасти из страха, так как считала его очень серьезным человеком. – Я хочу получить свою долю, – повторяла она уже менее настойчиво, – но я не говорю, что сейчас же уйду. – Дура, – вмешался Бюто, – а куда ж ты ее ткнешь, если останешься здесь? Ведь ты здесь на всем готовом, все равно, как и твоя сестра, как я: зачем тебе половина, если у тебя есть все!.. Ведь это смешно!.. Послушай ка! Мы совершим раздел в день твоей свадьбы. Глаза Жана, уставившиеся на нее, потухли; у него упало сердце. – Слышишь, в день твоей свадьбы. Франсуаза была подавлена и ничего не ответила. – А теперь, милая Франсуаза, поцелуй сестру. Так будет лучше. Лиза еще не потеряла своего расположения к сестре и своей добродушной веселости располневшей кумушки. Когда Франсуаза бросилась к ней на шею, она расплакалась. Бюто, радуясь, что добился отсрочки, воскликнул: – Надо, черт побери, хлопнуть по стаканчику. Он принес пять стаканов, откупорил бутылку, затем сходил за второй. Землистое лицо старика Фуана раскраснелось, и он принялся объяснять, что, собственно, настаивает на разделе, потому что считает это своим долгом. Все, и мужчины и женщины, пили за здоровье каждого и всей компании. – Вино – хорошая штука! – воскликнул Бюто, с силой ставя свой стакан на стол. – Но, как хотите, оно в подметки не годится вот этой водичке. Посмотрите ка, как льет, все пуще и пуще! Эх! Это само богатство! И все, столпившись у окна, с радостными лицами, как бы охваченные каким то религиозным экстазом, смотрели, как струится медленный и теплый дождь, струится без конца. |
