— Пойду пройдусь. Может, в голове прояснится.

— О'кей.

Я проводила ее взглядом. Когда отвернулась обратно к бухте, там ничего не изменилось. «Констанс Мэллой» точно так же стояла на воде прыщом, и никто ничего не знал. «Сжечь суку», — буркнула я про себя. Посмотрела на часы, увидела, что уже почти время готовиться. Хотя палатку мы уже установили, оставалось еще наладить акустику и пару прожекторов. Очевидная работа Бергмана, но лишняя пара рук ему вполне может пригодиться. Я вытащила себя из кресла. Боли там и сям подсказали, что пора бы мне очередной раз принять анальгетик, и я пошла внутрь посмотреть, нужен ли Бергману помощник.

Он сидел на полу, опираясь спиной на «Мэри-Кейт». Все свои игрушки и прибамбасы он разложил по исходным коробочкам и сейчас держал в руке пластиковую чашечку — как мог бы король Артур держать Святой Грааль.

— Нашел! — вырвалось у него.

— Что нашел?

— Наше оружие! Смотри, показываю. — Он взял из чашки красную капсулу размером с крупную таблетку и подал мне.

— Что это такое?

— Нейропрепарат замедленного действия, который заставит мозг Луна сообщить телу о наличии сильного ультрафиолетового облучения. Это трудно объяснить…

— …даже если бы ты захотел.

— А я как раз не хочу. Самое смешное, что работает эта штука на его собственной биохимии!

— То есть энергия его собственного тела запускает механизм действия препарата?

— Не просто запускает, а усиливает в сотни раз. Через два часа после приема препарата он будет мертв.

— Так что нам только остается организовать, чтобы он ощутил сильную головную боль?

Бергман пожал плечами:

— Или приступ обжорства. Что угодно, лишь бы проглотил пилюлю.

Я покачала головой, глядя на Бергмана с возросшим уважением.

— Майлз, можно я у тебя спрошу одну вещь?

По напряжению его плеч я поняла, что он хотел бы отказать. Но он меня удивил:

— Спрашивай.

— Почему ты это все делаешь? — Мой жест охватил монитор, пустые полки, коридоры «Констанс Мэллой», лэптопы, тихо спящие на полу рядом со спящим Коулом, смертельную пилюлю в руке Бергмана.

Он поправил очки, попытался смотреть мне прямо в глаза, отвернулся.

— Потому что должен, — сказал он неубедительно. Смущен, что ли? Но сейчас это мне было все равно.

— Не должен, — возразила я.

— Нет, должен.

— Что было бы, если бы ты отказался?

Он подумал секунду, барабаня пальцами по собственной ноге, разглядывая висящий надо мной телевизор. Сейчас он смотрел мне в глаза.

— Наверное, был бы уже мертв.

— Да? Почему ты так думаешь?

— От скуки. Ты знаешь, я не очень умею ладить с другими.

— Мог бы научиться.

Он покачал головой:

— Пытался. Но все время говорю что-нибудь не то. И если честно, эти другие все время достают меня до печенок. Чем мириться с их идиотизмом, лучше жить одному. То есть мне достаточно посмотреть две минуты любое реалити-шоу, и тут же я вспоминаю, почему никогда не выхожу. Как бы там ни было, я смирился с тем, что большую часть своей жизни живу в обществе механизмов. И меня это устраивает, потому что я их люблю. Все в них люблю. Мелкие части, которые должны работать вместе в совершенном порядке, чтобы целое работало как задумано. Весь процесс люблю, от задумки до исполнения. И даже неудачи люблю.

— Другими словами, ты на них подсел.

— Ага.

— И ты счастлив?

Он кивнул, не глядя мне в глаза.