— Спасибо за подарок, — сказала Памела. — Невероятно красивые! Но это все-таки перебор, сам понимаешь. Да?

— Ну, когда я их увидел, то подумал — может, ты станешь их носить. Потому что они похожи на слезы.

— Я их уже примерила. Потрясающие. — Памела отпила еще водки и поставила рюмку на столик.

— Как Мартин?

— Неплохо. С собакой гуляет, ему это на пользу.

— А ты-то как? Сама?

— Я справлюсь.

— Ты всегда так говоришь.

— Потому что это правда. Я сильная, я всегда со всем справлялась.

— Но не обязательно же…

— Хватит.

Она услышала, как Деннис устало вздохнул, выключил компьютер и отставил его в сторону.

— Ты не меняешься.

— Извини…

Деннис всегда говорил «ты не меняешься». Чаще — с восхищением, но иногда эти слова звучали как критика.

Памеле вспомнился день, когда Алисе исполнилось шестнадцать. Вечером Мартин приготовил пасту с креветками и пармезаном, и Деннис со своей девушкой остались ужинать.

Деннис подарил Алисе бусы, купленные на базаре в Дамаске, и сказал, что она — вылитая мама, когда Деннис познакомился с ней в гимназии.

— Она была такая классная! Девчонки красивее я еще не видел.

— Но потом было много макарон и кесарево сечение. — Памела похлопала себя по животу.

— Ты не изменилась.

— Ладно, ладно, — рассмеялась она.

Памеле вспомнилось, как они говорили о детях, как она рассказывала, что не боится ничего, кроме новой беременности. Шестнадцать лет назад роды чуть не закончились смертью и для нее, и для Алисы.

В последовавшей за этими словами короткой тишине все взгляды обратились на Мартина. Памела помнила: Мартин никогда не скрывал, что Алиса — единственный ребенок, о котором он мечтал.

— Ты что-то замолчала, — сказал Деннис.

— Извини. Я вспомнила день, когда Алисе исполнилось шестнадцать, — ответила Памела.

17

Поздним вечером в среду в Эстермальме было тихо и пусто, хотя тепло еще разливалось в воздухе. Мартин с Бродягой шли по широкой аллее между двумя проезжими полосами Карлавеген.

Слышно было только, как хрустят камешки под ногами.

Между старинными фонарями густела темнота.

Мартин с псом гуляли уже полтора часа: Мартин разрешал Бродяге обнюхать все, чего душа пожелает, и не торопясь задрать лапу на все важные для пса объекты.

Мальчики обычно не удосуживались следить за ним, когда он выгуливал собаку. Они предпочитали дождаться Мартина дома, потому что знали: он вернется.

Обычно они прятались в гардеробной — так они могли подсматривать через щели в реечных дверях. Под потолком, далеко за одеждой, располагалось старое вентиляционное отверстие. Маленький жестяной люк, положение которого можно было регулировать шнуром.

Наверное, именно этим путем мальчики и проникали в дом.

Когда Мартин в последний раз перед больницей был в командировке — следовало проконтролировать качество работ, — они изрезали ему лицо. Связали в гостиничном номере скрученными полотенцами, растоптали бритвенный станок и достали лезвие. Когда им наскучило резать его, Мартин поехал в травмпункт, где ему наложили одиннадцать швов. Памеле он сказал, что споткнулся и упал.

— Ну что, домой? — спросил Мартин.

Возле гимназии «Эстра Реаль» они повернули и двинулись в обратном направлении. Висячий фонарь раскачивался на ветру. Белый свет пронизывал листву и подвижными трещинами ложился на тротуар.