— Так все-таки, что же я должен конкретно делать?

— Как, вы не поняли? Слагайте стихи, как и раньше, но только о чем-то другом. Поменяйте темы, — приблизился он к его уху и, оглянувшись по сторонам, зашептал: — Вызывайте словами положительные образы. Чем больше напишете, тем быстрее поправитесь. Вот и все. Просто до безобразия. И больше меня ни о чем не спрашивайте. Мне и так уже может за это влететь. Поняли?

Буфет шумно вздохнул, поморщился и, поморгав глазами, недоверчиво произнес:

— Хотелось бы поверить вам… Но уж очень все это как-то необычно… Так думаете, что поможет?

— Непременно, драгоценный Георгий Иванович! Верьте мне, и, как иногда выражается шеф, больше ничего не надо. Ну вот и все, а теперь прощайте… А то уж чувствую, что атмосфера вокруг, — покрутил головой он по сторонам, — здорово накаляется. Пора нам, пожалуй, и прогуляться.

Не успел Жорка ничего и ответить, как вся троица быстро снялась со своих мест и в один миг куда-то пропала.

То, что произошло потом, было для Георгия Буфетова полной неожиданностью. Не успев в полной мере осмыслить и осознать все, что было ему произнесено котообразным толстяком, Жорка еще некоторое время посидел на опустевшей скамейке, пытаясь побыстрей сложить первое четверостишие на здоровую тему. Кое-что он уже набросал, но укоренившаяся привычка к мрачному взгляду на жизнь все время пыталась ему подбросить что-нибудь этакое скользкое, гниющее и зловонное, что он, естественно, тут же изо всех сил гнал из своей головы, и через какое-то время ему почудилось, что внутренний шторм в животе стал вроде бы понемногу утихать.

Увлеченный этим занятием, он и не заметил, как на лавочку справа и слева от него подсели какие-то люди.

Еще через некоторое время сидевший справа от него человек что-то полушепотом произнес. То ли уж сам себе, то ли неизвестно кому-то еще. Из всего сказанного в ушах у Буфета застряли обрывки какого-то странного монолога. Что-то наподобие: «добрый день… прошу не беспокоиться… милиция…» и еще какие-то другие слова. Жорка пропустил все это мимо ушей и, не разлепляя закрытых глаз, продолжал ткать основу нового четверостишия о некоем солнечном луче, который мучительно размышлял о том, то ли скользнуть ему, а то ли, может быть, взять и явиться из-за темных туч, когда странная фраза повторилась опять, но уже более настойчиво и громко.

Жорка хотел узнать, кто там, здороваясь, намеками на милицию мешает его солнечному лучу, расклеил глаза и увидел рядом моложавого гладковыбритого мужчину с короткой стрижкой, который вопросительно посматривал на него. Ничего не понимая, Буфет попытался уточнить, к нему ли с монологом обращался неизвестный. Оказалось, что к нему. Но мало того, ко всему прочему и вообще оказалось, что это сотрудник милиции капитан Арканов, о чем Жорка отчетливо прочел в развернутом у него перед носом удостоверении. Сосед по лавочке слева тоже оказался коллегой Арканова, но в отличие от коммуникабельного капитана он Жорке никак не представился, а лишь только весело подмигнул.

В дальнейшем Буфет отчетливо понял, что лично он интересовал органы правопорядка постольку, поскольку имел общение со странной компанией, о чем сотрудники милиции просили его изложить со всеми подробностями в письменной форме. Что он и сделал в дальнейшем без промедления.

Затем, прочитав Жоркин отчет о встречах с неизвестными, капитан и его коллега задали несколько уточняющих вопросов. Особенно их заинтересовала голова осетра, которую вытащил из-за пазухи котоподобный толстяк. Причем Арканов попросил Жорку показать на руках истинные размеры рыбьей головы, а когда увидел, то даже присвистнул от удивления и переглянулся с коллегой: «Ты посмотри, живут же люди!» Потом сотрудники поинтересовались Жоркиным самочувствием и отпустили домой, предупредив, что если он им потребуется еще, то они его сами непременно найдут.