Не зря же говорят, что в здоровом теле здоровый дух. С уходом здоровья, как правило, и состояние духа тоже меняется. То же самое случилось и с Жоркой. Внезапно осознав, что он болен и, быть может, даже достаточно серьезно, настроение Буфета пришло в крайнее уныние и подавленность. Давно уж подмечено, что один день болезни и скорби дает во много раз больше пищи для размышлений, чем целая неделя, проведенная в праздности и веселье. Глубина познания жизни вытекает из трудностей, а праздность и легкость ведут к беспечности.
Сам Жорка уже нисколько не заблуждался по поводу своего состояния. Но удивительным, однако, здесь было то, как этот самый прилипчивый тип со странной кошачьей физиономией мог предположить, а точнее, предвидеть, что это случится в ближайшее время.
И что бы все это могло означать? Неужели он все же чем-то действительно отравился, а слова толстяка лишь простое совпадение? А быть может, этот прилипало сам практикующий врач, и симптомы наступающей болезни он сумел прочитать у него по лицу? Не очевидно, но вполне вероятно.
Жорка бросился к трюмо в коридоре и оценивающе взглянул на себя. Из зеркальной глубины на него уставился побледневший и осунувшийся двойник с залегшими тенями около серых испуганных глаз и всклокоченными волосами. Да, видок, однако, был неважнецким.
Как бы то ни было, но можно определенно сказать, что ни угольные, ни какие другие таблетки, ни забота не на шутку всполошившихся родителей, ни самый внимательнейший осмотр школьного друга его отца, опытнейшего врача и светилы местной гастроэнтерологии профессора Бориса Олеговича Георгиевского, и его ценные указания не принесли Буфету никакого положительного результата. Оставалось последнее — завтра с утра полностью сдаться на милость безжалостным врачам, пройти самое тщательное обследование, а там уж…
В голове, хочешь не хочешь, как подлые мухи, закружились такие пренеприятнейшие существительные, как гастрит, колики, язва и самое чудовищное и безнадежное слово «рак». Мысленно Жорка их, конечно, не принимал и, пугливо отгоняя подальше, соглашался на менее пугающие словосочетания: недоброкачественные продукты, небольшое отравление, несварение желудка, временный характер и даже острая дизентерия, хотя явных симптомов последнего не наблюдалось. Здоровье Жорки медленно, но неуклонно угасало. Вкусив неприятных ощущений и эмоций, он с неизъяснимой надеждой и верой прислушивался к своему молодому организму, томительно ожидая положительных изменений, но тот, похоже, радовать своего хозяина почему-то не собирался. Наоборот, к вечеру ко всем прочим пугающим резям и болям прибавилось еще и какое-то легкое жжение, которое время от времени неприятно напоминало о себе. Жорка уже ругал себя самыми последними словами за то, что так пренебрежительно и безрассудно относился к собственному здоровью, и мечтательно сожалел, что если бы все повернуть хоть на несколько дней назад, он бы уж непременно что-то да изменил…
Наступившая ночь облегчения не принесла. Изрядно намучившись и мысленно, и физически и уже прочертив зыбкую дорожку к самому худшему, что его могло ожидать, Жорка забылся лишь под самое утро и очнулся, когда за окном бодрствовал ясный день, а часы показывали без пятнадцати полдень. Что-то надо было предпринимать. И тут в Жоркиной усталой и отчаявшейся голове отчетливо и ясно всплыли слова котообразного оппонента насчет их возможной встречи в тринадцать часов на том же самом месте, и он принял важное для себя решение — снова отправиться на набережную. Его интуиция говорила, что это, возможно, единственно правильный выход в сложившейся ситуации, а все остальное большого значения уже не имеет…
Итак, приняв важное для себя решение, Георгий Буфетов направился на набережную в район бывшего губернаторского дома. В подавленном состоянии, испытывая разбитость и болезненность в ослабленном теле, он кое-как доплелся до нужного места и увидел тех, кого и искал. |