Само собой разумеется, что подробности происшедшего в первую очередь можно было узнать из разрозненных показаний очевидцев случившегося, чем и занялись соответствующие ведомства и вездесущие журналисты. Но один из самых компетентных очевидцев, сухонький старичок с испуганными глазами и пергаментной кожей, скрипучим голосом утверждал, что какой-то странный тип с торчащими, как у кота, усами выпил залпом сразу целую пару пузырьков огуречного лосьона и этими же самыми пузырьками, мерзавец, и закусил, чем страшно напугал молоденькую веснушчатую продавщицу. «И как только рот свой стеклами-то не поранил, пройдоха, просто… уму непостижимо!» — громко выкрикивал очевидец, пересказывая многочисленным слушателям поразившие его впечатлительное воображение факты. А кто его, граждане, знает. Сами легко засвидетельствуете, каких только чудаков на свете не водится. И шпаги по самую рукоятку глотают, и стекла целыми горстями едят, и разную-то гадость, наподобие политуры или жидкости для мойки окон, как ключевую водицу, попивают. И как после всего этого здравствуют на белом свете, только приходится недоумевать и удивляться.

Да, согласитесь, что человеческий организм — это большущая загадка. Но самое главное, трудновато до конца уяснить, и для чего они все это вытворяют, когда существует и нормальное еда и питье. Наверное, все-таки для экспериментов. Ведь приходится признавать, что человек по своей натуре ненасытный, неисправимый экспериментатор, который благодаря накопленному опыту предыдущих поколений продолжает двигаться, извините меня, в… неизвестно куда.

Но оставим эти сложные и запутанные рассуждения о роли и предназначении человека для любящих шибко пофилософствовать на эту тему персон, благо, что таковых в каждом поколении предостаточно, а обратим свой незамысловатый взор к окончанию этой простенькой истории о двух подгулявших музыкантах. Что-то чуткому сердцу подсказывает, что не все здесь так просто, а в особенности после этих самых ироничных и интригующих намеков шалопая Бегемота.

Вне всяких сомнений, что любой читающий эти строки вправе сделать предположения, а куда же подвыпившие мужички потащили словно на голову им свалившегося тяжеленного карпа. И если вы подумаете, что домой, то окажетесь на редкость прозорливыми. Совершенно верно, предвкушая отличную жареху, они почти бегом пустились к дому Николая Ивановича Чухлымцева, которого друг и соратник по орудиям труда Павел Косточкин именовал не иначе, как очень по-дружески Колюней и который проживал всего-навсего в двух кварталах от злосчастной скамейки, где… Ну уж здесь-то вы все помните, без сомнения, хорошо.

Так вот, всю-то недолгую дорогу музыканты недоумевали и посмеивались над этой с виду незатейливой историей.

— Слышь, Колюня, я вот все думаю, и как этот самый усатый обормот рыбину-то со всеми костями внутрь заглотил и даже ни капельки не подавился? Что, у него горло-то луженое, что ли? Другой бы давно уж в больнице оказался… или бы, наверняка… готовился к нашему будущему концерту… Я бы вот так ни за что не смог…

— С голоду, Паша, и не такое случается, — пространно заметил вспотевший от быстрой ходьбы напарник, — но сам видишь, что этот халявный карпец для нас не иначе, как… подарок судьбы. Если там, — ткнул он пальцем в небо, — кто-то все-таки есть, то он все видит и понимает, и нас за наши благие дела… понимаешь, вроде бы как поощрил.