Забросил груз на спину, трусцой побежал вдоль здания.

Они так и договаривались. Это был его личный приз. Лавровый венок победителя.

Лежавший рядом на сидении инкассатор застонал — он был еще жив. Двое других — шофер и молодой сборщик впереди — не двигались.

Волоков со вторым мешком, с пистолетом, держался метрах в пятнадцати сбоку.

По вокзальному радио только что закончили передавать громкую бравурную музыку. Стало снова тихо. Потом раздались аплодисменты…

Одновременно с Дубининской улицы за багажным двором донеслось громыхание трамвая на кругу, дробные стародедовские звонки.

Несколько пассажиров двигались навстречу к вокзалу, тоже с мешками, с сумками. Они были заняты своим — Голицына и Волокова даже не заметили.

Все же один свидетель нападения нашелся.

Волоков отметил его боковым зрением — тот стоял сзади, ближе к перрону. Когда Голицын схватил мешок и побежал, какой-то мужик очнулся бросился назад, к вокзалу.

«Беги, звони… — Волоков ускорил шаг. — Через пару минут нас тут уже не будет…»

За углом Субанеев — в пятнистой армейской куртке — уже включил мотор, держал двигатель на малых оборотах. Увидев бегущих, он сдал назад, притормозил; потом, перегнувшись через сидение, открыл обе дверцы.

— Быстрее…

Их не надо было торопить.

Голицын бросил мешок под ноги, между сиденьями, свалился сам. Волоков проделал то же. Подобрал ноги. Хлопнул дверцей.

Одновременно хлопнула дверца с другой стороны. За Голицыным.

— Понеслась!

Маршрут отхода был отработан. Голицын трижды заставлял каждого самому провести «жигуль» Дубининской улицей и переулками.

«Неизвестно, кто вернется в машину, кто останется на дороге…»

Вернулись, слава Богу, все!

Субанеев прогнал «жигуль» вдоль прирельсового почтамта, вырулил поперек трамвайного полотна. Ему никто не помешал. С ходу влился в прерывистый, но не останавливавшийся ни на минуту поток автотранспорта.

Волоков тем временем переоделся — скинул фуражку, шинель, надел куртку. Все форменное убрал под мешки. Сверху прикрыл припасеным пледом.

— Давай эту туда же! — Голицын показал на фуражку у заднего стекла.

С этой минуты любая милицейская атрибутика в машине становилась опасной уликой.

«Сейчас да и в обозримом будущем тоже…»

Голицын оглянулся, еще раз внимательно оглядел примыкающее к вокзалу пространство — никто не появился вслед за ними. Ни пешком, ни на машине.

— Тут у них произойдет заминка… Будут искать свидетеля, кто видел, как мы садились в «жигули»…

— Сюда! Быстрее…

Узкий проход к служебному входу в кассы сбора, откуда прогремели выстрелы, был забит машинами и людьми.

Проход мгновенно перекрыли люди в штатском из Управления Охраны КГБ. Близко никого не подпускали. Охранять, не пускать — это они умели.

Перрон ощутимо опустел, лишившись представителей спецслужб, переместившихся ближе к багажному двору. Вокзальный уголовный розыск занялся своим прямым делом…

— Пройдите…

Кто-то из чужих оперативников попытался оттолкнуть и Игумнова.

— Уголовный розыск!

— Ничего не знаю…

«Ах ты падла! Постоянно действующий загранотряд…»

— Быстро! Ты что ли сам будешь их искать?!

Игумнов рванул красные корочки из верхнего кармана, вторая рука легла на спецкабуру.

Сзади уже напирали свои — Качан, Цуканов, Надежда…

Стоявший рядом другой комитетчик посторонился:

— Пусть пройдут…

Игумнов раздвинул цепочку.