|
- Правда, братец, - проговорила Селеста, стараясь преодолеть свой страх. - Азарий был спасен из пламени. - А Даниил? Помнишь, как его бросили в ров с семью большими львами, как с ним был Господь, и львы пощадили его? Видишь ли, сестрица, ангелы Господни всегда берегут набожных детей, получивших отцовское благословение. Смотри же, не бойся! Вот, я больше не боюсь, я смело смотрю туда... Мальчик решительно указал на окно. - Я постараюсь не бояться больше, - сказала Селеста. - Ты прав, братец. Кто захочет нам причинить зло? Потом, слегка вздрогнув, она прибавила, сложив руки. - Мне холодно. Эта высокая комната, лишенная солнечных лучей, была холодна и в разгар лета. Истощенная усталостью и страшными волнениями предшествующей ночи и всего дня, убаюканная голосом брата, который вызывал в ее головке картины, полные спокойствия и радости, Селеста мало-помалу закрыла свои большие голубые глаза и заснула. День клонился к западу. Вечерние сумерки начали овладевать этой пустынной комнатой. Габриэля охватил страх. Он сильнее сжимал руку сестры, которую та, засыпая, оставила в его руке. С его стороны требовалось много мужества, чтобы не разбудить Селесту. Вдруг в голове у него промчалась ужасная мысль. Мертвая тишина все еще царила во всем замке. С утра никто не показывался к ним. Им не приносили никакой пищи. Что если его с сестрой совсем забыли? Ночь - она уже наступила - становилась все темнее. Краски стекла, мало-помалу бледнея, совершенно потускнели. Можно было подумать, что страшный зверь погружался в темноту, которая вскоре стала непроницаемой. Освобожденный от страшного видения, но пугаясь окружавшей его темноты и не будучи в состоянии преодолеть своего страха, Габриэль приблизился к сестре и тихо проговорил: - Сестрица, сестрица, ты спишь? В ответ брат услыхал ровное и спокойное дыхание Селесты. Сделав над собой героическое усилие, ребенок замолчал. Закрыв руками лицо, в безумном страхе он зажмурил глаза, стараясь не видеть темноты. Так прошло полчаса. Вдруг до его слуха донесся глухой, неясный, странный шум. То будто слышались далекие раскаты грома, то лязг цепей, то заунывное пение псалмов детскими голосами, не имевшими в себе ничего земного. Эти голоса походили скорее на долгий крик страдания, чем на набожную молитву. Время от времени все смолкало. И среди этой глубокой тишины, которая сменяла шум, какой-то другой голос, страшный и грозный, могучий как гром, произнес странное слово: Вайдаббер[11]. Немного спустя, то же слово было повторено целым хором детских голосов. Но голоса их звучали так скорбно, как будто слово обжигало губы тех, которые его произносили. У Габриэля выступил на лбу холодный пот. Он повторил дрожащим голосом: - Сестрица, ты спишь? Селеста все не пробуждалась. Не в состоянии преодолеть себя, Габриэль бросился в объятия сестры с пронзительным криком: - Слышишь, слышишь? Селеста вскочила. Но от новых ужасов несчастные дети совершенно обезумели. Недостаток сна и пищи, события, следовавшие друг за другом со вчерашней ночи, - все страшно действовало на их слабый мозг. Почти в полусне, покорные какой-то тайной власти, они против воли пристально смотрели на то, от чего хотели бы скрыться, полные ужаса. |
